Рассказы Старого Матроса

Вообще-то морякам загранзаплыва на материальное благополучие и до последней русской революции было грех жаловаться. И дело было не в количестве причитающихся им рублёвых дензнаков (эта величина была среднестатистической), а в том, что моряки имели реальную возможность превратить валютную часть своей зарплаты в вожделенные товары народного потребления — одежду, обувь, электронику и т. п. Практически весь ассортимент этих товаров в советские времена страдал болезнью дефицита в острой форме, а в период «застоя расцвета (или расцвета застоя)» эта болезнь перешла в форму хроническую. Доступ к лекарству от «болезни дефицита» имели разве что высшие слои советского общества и те, которые на этом пресловутом дефиците сидели — работники сферы торговли и иже с ними.

А моряки торгового флота, сходя на берег в портах «загнивающего Запада», могли кое-что купить и сами, причём не «через товаровед, через задний проход», а прямо с прилавка, так, как этот процесс и должен протекать. Правда, в ограниченном диапазоне — валютные зарплаты были мизерными. Комсоставу платили полтора-два инвалютных рубля в сутки (существовало такое понятие — «валютные сутки»), а матросам — и того меньше. Доллар тогда стоил около семидесяти валютных копеек, но даже и при таком соотношении сумма в итоге получалась отнюдь не астрономическая. В обычных заграничных магазинах (а тем более в элитных) с такими деньгами делать было нечего. Но были ещё и лавочки, специально ориентированные на потребности и возможности советских моряков.

Во всех крупных портах мира (в Антверпене, Роттердаме, Гамбурге, Сингапуре, Лас-Пальмасе, Гонконге) существовали так называемые «маклаки» — владельцы мелких торговых точек, именуемых иногда «гнидниками». Эти шустрые торговцы (говорящие, как правило, по-русски) закупали оптом по бросовым ценам не самого высокого, скажем так, качества ширпотреб, и по столь же невысоким ценам реализовывали его. Система была отлажена — моряки торгового флота СССР гребли подчистую плащи «болонья», кримплен, мохер, синтетические покрывала и ковры, парики, складные зонтики, женские сапоги, джинсы. Обе стороны были довольны — продавцы избавлялись от избытка товара, а у покупателей импортные диковины с руками отрывал осатаневший от дефицита советский потребитель.

Увлекательный процесс превращения инвалютных денег в товар повышенного спроса именовался «отоваркой», «отоваркой» же назывались и сами вещи. Сленговые выражения типа «пошёл на отоварку», «посчитать отоварку» и «хорошая отоварка» знакомы любому плававшему за кордон в шестидесятых-восьмидесятых годах прошлого столетия. А термин «коэффициент отоварки» означал, во сколько осязаемых советских рублей можно превратить один виртуальный валютный рубль по завершении цикла купли-продажи. Установившийся курс «чёрного рынка» был один к десяти, а коэффициент отоварки доходил до тридцати-сорока. Нетрудно подсчитать, что матрос, получавший за шестимесячный рейс порядка ста пятидесяти валютных рублей, мог заработать так, как и не снилось доцентам с кандидатами.

Правда, государство чутко следило за частнособственническими инстинктами и не допускало их чрезмерного разгула. Существовали строгие таможенные нормы, досмотры по возвращении в родной порт длились часами, и особо ретивые «отоварщики» оказывались за решёткой. И всё-таки отоварку уважали, и ни у кого не вызывала улыбки фраза старшего механика, обсуждавшего перед заходом в «отоварочный порт» план ремонтных работ на стоянку: «Но самое главное — все должны успеть отовариться!». А как же иначе? Романтика — это для курсантов мореходных училищ, охмуряющих заворожено слушающих их девчонок красочными описаниями дальних плаваний, а здесь собрались люди серьёзные — реалисты.

И курсанты-выпускники, приходя на флот, в основной своей массе быстро становились такими реалистами. Они изучали политэкономию капитализма вживую, на практике, а не по конспектам лекций и не по учебникам — недаром многие из бывших моряков со торгового флота выбились ныне в серьёзные предприниматели.

…и политика

Советские моряки, выступавшие, как принято было говорить, «представителями СССР за рубежом», постоянно являлись объектом неусыпного надзора и одновременно источником головной боли для «компетентных органов» и для партийных функционеров любого ранга. Это обстоятельство вполне объяснимо — уж очень разителен был контраст между тем, что эти моряки видели собственными глазами, и тем, что десятилетиями вдалбливала в головы граждан Советского Союза официальная пропаганда.