Едем через деревню и потом прямиком через поля к темнеющему вдали лесу. Солнышко закатилось; и небо горит золотыми облачками. Данила Иванович молчит и, видимо, не очень рад моему соседству. Я тоже молчу и стараюсь держаться в трех шагах от его лошади и чуть позади.
Подъезжаем к лесу, немного проехали лесной дорогой и выехали на большую поляну, потом спустились в широкий овраг. Данила Иванович остановился, прислушался, легко спрыгнул с лошади, постоял, погрозил мне кулаком, чтобы я не шевелился и молчал, а сам нагнулся и, держа руки трубой у рта, глухо завыл. Если бы я не видел его перед собой, совсем рядом, я бы никогда не подумал, что это воет человек. Волк, самый настоящий волк! С низкой басовой ноты вой поднимается все выше, выше, все тоскливее, тоскливее. Далеко по лесам и полям разлилась эта волчья песня.
Мы стоим, слушаем. Тишина. Голый лес не шелохнется. Только в деревне, услыхав волчий вой, завыли, залаяли собаки. Прошло минут пять — десять. Данила Иванович повторил свою песню, и в кустах что-то зашуршало, и сразу в несколько глоток с визгом, щенячьими голосами завыли молодые волки. На поляну выбежала волчица, а за нею пять крупных прибылых. Увидев нас, волчица оскалилась и зарычала. Данила Иванович, не спеша, сел на лошадь, и мы шагом повернули к дому. Волки проводили нас немного и отстали.
Я был наверху блаженства. Подумать только — я своими глазами видел в лесу диких, вольных зверей. Это не зоологический сад, где сидят за решеткой несчастные пленники. Это настоящие, дикие волки. Я смотрел на них, и они смотрели на меня и, наверно, с удовольствием скушали бы меня.
Навсегда осталась в памяти эта картина: в вечернем сумраке голый, осенний лес. Старик охотник на лошади и злобно оскалившаяся волчица с молодыми, но уже с крупную собаку ростом, волчатами. Это я никогда не забуду и, быть может, когда-нибудь напишу.
Волчий выводок проверен. Волки тут, близко, и надо завтра же их брать. Так говорили, спорили и обсуждали будущую охоту в семье Озерова.
Настасья Ивановна, на удивление, оказалась ярой борзятницей и приказала завтра рано утром подать к крыльцу ее киргиза и на своре Стреляя с Кидаем. Для Саши и для меня тоже были заказаны лошади. Саша поедет со сворой, а мне, как полному невежде в псовой охоте, конечно, собак не дадут. И правильно. Еще перетопчешь собак лошадью, да и без собак я могу свободнее поспевать туда, где будет травля, где я могу увидеть интересные картины. Что-то будет? А если волки не станут дожидаться завтрашнего дня? Возьмут и сегодняшней ночью уйдут за пятьдесят верст. Эти мысли терзали меня. Наверно, я плохо спал эту ночь. Рано утром я уже был одет, когда вошел Саша и дал мне свой полушубок. В городском пальтишке я был бы очень смешон на лошади. Еще было темновато, когда стая гончих с двумя выжлятниками ушла в поле. Настасья Ивановна в кожаной куртке и в юбке-штанах вышла на крыльцо. Стреляй и Кидай сразу бросились к ней. Она дала им по кусочку пирога. Они терлись головами об ее колени и старались лизнуть в лицо. Она ловко села на своего киргиза, и вся охота тронулась.