Читаем Рассказы старого лешего полностью

Едем через деревню и потом прямиком через поля к темнеющему вдали лесу. Солнышко закатилось; и небо горит золотыми облачками. Данила Иванович молчит и, видимо, не очень рад моему соседству. Я тоже молчу и стараюсь держаться в трех шагах от его лошади и чуть позади.

Подъезжаем к лесу, немного проехали лесной дорогой и выехали на большую поляну, потом спустились в широкий овраг. Данила Иванович остановился, прислушался, легко спрыгнул с лошади, постоял, погрозил мне кулаком, чтобы я не шевелился и молчал, а сам нагнулся и, держа руки трубой у рта, глухо завыл. Если бы я не видел его перед собой, совсем рядом, я бы никогда не подумал, что это воет человек. Волк, самый настоящий волк! С низкой басовой ноты вой поднимается все выше, выше, все тоскливее, тоскливее. Далеко по лесам и полям разлилась эта волчья песня.

Мы стоим, слушаем. Тишина. Голый лес не шелохнется. Только в деревне, услыхав волчий вой, завыли, залаяли собаки. Прошло минут пять — десять. Данила Иванович повторил свою песню, и в кустах что-то зашуршало, и сразу в несколько глоток с визгом, щенячьими голосами завыли молодые волки. На поляну выбежала волчица, а за нею пять крупных прибылых. Увидев нас, волчица оскалилась и зарычала. Данила Иванович, не спеша, сел на лошадь, и мы шагом повернули к дому. Волки проводили нас немного и отстали.

Я был наверху блаженства. Подумать только — я своими глазами видел в лесу диких, вольных зверей. Это не зоологический сад, где сидят за решеткой несчастные пленники. Это настоящие, дикие волки. Я смотрел на них, и они смотрели на меня и, наверно, с удовольствием скушали бы меня.

Навсегда осталась в памяти эта картина: в вечернем сумраке голый, осенний лес. Старик охотник на лошади и злобно оскалившаяся волчица с молодыми, но уже с крупную собаку ростом, волчатами. Это я никогда не забуду и, быть может, когда-нибудь напишу.

Волчий выводок проверен. Волки тут, близко, и надо завтра же их брать. Так говорили, спорили и обсуждали будущую охоту в семье Озерова.

Настасья Ивановна, на удивление, оказалась ярой борзятницей и приказала завтра рано утром подать к крыльцу ее киргиза и на своре Стреляя с Кидаем. Для Саши и для меня тоже были заказаны лошади. Саша поедет со сворой, а мне, как полному невежде в псовой охоте, конечно, собак не дадут. И правильно. Еще перетопчешь собак лошадью, да и без собак я могу свободнее поспевать туда, где будет травля, где я могу увидеть интересные картины. Что-то будет? А если волки не станут дожидаться завтрашнего дня? Возьмут и сегодняшней ночью уйдут за пятьдесят верст. Эти мысли терзали меня. Наверно, я плохо спал эту ночь. Рано утром я уже был одет, когда вошел Саша и дал мне свой полушубок. В городском пальтишке я был бы очень смешон на лошади. Еще было темновато, когда стая гончих с двумя выжлятниками ушла в поле. Настасья Ивановна в кожаной куртке и в юбке-штанах вышла на крыльцо. Стреляй и Кидай сразу бросились к ней. Она дала им по кусочку пирога. Они терлись головами об ее колени и старались лизнуть в лицо. Она ловко села на своего киргиза, и вся охота тронулась.

Перейти на страницу:

Все книги серии Зеленая серия

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии