Рассказы сновидца

Вот стал сгущаться вечер. Густой белый туман повис над рекой и мягко поплыл ввысь. Он хватался за деревья длинными неосязаемыми руками, поднимался все выше, холодя воздух; и белые тени исчезали в джунглях, словно призраки моряков с затонувших кораблей, которые тайно искали во тьме злых духов, в давние времена погубивших их на Янне.

Когда солнце ушло за поле орхидей, цветших на густо заросшей вершине, речные существа выползли из ила, куда залегли в полуденный зной, и огромные животные стали спускаться из джунглей на водопой. Немного погодя бабочки улетели отдыхать. В маленьких узких притоках, мимо которых мы плыли, казалось, воцарилась ночь, хотя солнце, недоступное нашим глазам, еще не село.

И вот птицы джунглей летели высоко над нами домой, солнечные лучи розовым отблеском играли на их грудках, и, завидев Янн, они опускали крылья и камнем падали в гущу деревьев. И свиязи большими стаями отправились вверх по реке, и все они свистели, и потом неожиданно взмыли ввысь и снова опустились. И мимо нас, подобно стреле, пронеслась небольшая стая гусей, которые, как рассказали матросы, недавно прилетели сюда, миновав Лиспазианские поля; из года в год совершают они один и тот же путь, огибая справа пик Млуна. И горные орлы знают их путь, говорят — даже час их появления, и каждый год ждут их с прежней стороны, едва снега покроют Северные Равнины. Но скоро тьма сгустилась, и мы уже не видели гусей и только слышали, как хлопают их крылья и крылья других бесчисленных птиц, пока все они не успокоились на берегах реки.

Пробил час птиц ночных. Матросы зажгли фонари, и огромные ночные бабочки вылетели и закружились вокруг корабля. Временами фонари высвечивали великолепные узоры на их крыльях. Потом они снова скрылись в черноте ночи. И матросы снова молились, а потом мы ужинали и спали, и рулевой заботился о наших жизнях.

Проснувшись, я обнаружил, что мы и впрямь прибыли в знаменитый город Педондарис. Вот он стоит слева, град прекрасный и славный, и радует наши глаза, утомленные нескончаемыми джунглями. И мы бросили якорь неподалеку от базарной площади, и капитан развернул товары, и купец из Педондариса стал рассматривать их. И капитан, держа в руке ятаган, гневно стучал им по палубе, и щепки отлетали от белых досок; ведь торговец назвал ему такую цену, что капитан счел ее оскорбительной для себя и богов своей страны, как он теперь говорил — великих и ужасных богов, извергающих страшные проклятия. Но купец воздел кверху пухлые руки с розовыми ладонями и поклялся, что болеет вовсе не за себя, а за бедный люд, ютящийся в хижинах близ города, которому и хочет продать товар по самой низкой цене, не рассчитывая на прибыль. Ведь большую часть товара составляли толстые тумарундовые ковры, спасающие жилища от гуляющего под полом зимнего ветра, и толлуб, курительный табак. Значит, сказал торговец, если он даст хоть на один пиффек больше, то бедный народ останется зимой без ковров и вечерами без трубки, а он и его старый отец будут голодать. В ответ капитан поднес ятаган к горлу, заявив, что он уничтожен и что ему остается лишь умереть. И пока он осторожно придерживал бороду левой рукой, купец снова взглянул на товары и сказал, что не позволит умереть столь достойному капитану, человеку, к которому воспылал редкой любовью, едва завидев его корабль, и что пусть лучше голодают они со старым отцом, а потому он дает еще пятнадцать пиффеков сверху.

Услышав это, капитан пал ниц и взмолился своим богам, прося их смягчить жестокое сердце торговца, — своим тишайшим богам, богам, которые благословляют Белзунд.

Наконец торговец набавил еще пять пиффеков. Тогда капитан зарыдал, твердя, что боги его оставили; и купец тоже зарыдал, твердя, что думает о старом отце и о грядущем голоде, и закрывал заплаканное лицо обеими руками, и сквозь пальцы поглядывал на табак. Дело было сделано, и купец забрал тумарунд и толлуб, отсчитан деньги из огромного кошелька, полного звонких монет. И товары были снова увязаны в тюки, и трое рабов купца подняли их на головы и понесли в город. И все это время матросы молча сидели на палубе, по-турецки скрестив ноги, напряженно наблюдая за торгом. И теперь они издавали довольные возгласы и сравнивали эту сделку с прежними. И я узнал, что что до начала торга все семь купцов Педондариса по одному приходили к капитану и предостерегали его против остальных. И всех купцов капитан угощал вином своей страны, которое приготовили в прекрасном Белзунде, но никакими силами не мог сделать их сговорчивее. Но вот торг был позади, и матросы впервые за весь день сели за трапезу, а капитан принес бочонок вина, и мы осторожно открыли его, и пошло общее веселье. И в глубине души капитан был рад, — ведь он знал, что сделка сильно возвысила его в глазах людей. И вот матросы пили вино родной земли, и вскоре их мысли улетели в прекрасный Белзунд и окрестные городки Дурл и Дуц.