Рассказы сибиряка

Легко сказать: язык без кости,
А пусть-ка кто увидит вас, —
Так уж завистливый тотчас
Наверно кашлянет от злости;
К тому же ветреность моя
С тех пор как будто не бывала:
Я подражаю вам — так стало,
И во сто раз умнее я.

Согласитесь, что такая прибавка не безделица.

Во-вторых: когда я отыскивал вас на краю света, то в одном городе один почтенный мой знакомец-ориенталист подарил мне одну тетрадку своих выписок из духовных монгольских книг о мифологических преданиях и о вере этих чудаков — монголов. Приобретение очень важное… Наконец, третья выгода та, что я нашел теперь прекраснейший случай пересказать все это прелестнейшей девушке в целом свете; а случай точно пресчастливый… (Тут опять следует та же история, то есть: во-первых, во-вторых и т. д.)

Во-первых, вы со мной не говорите ни полслова, следственно, не будете бранить меня за дерзость; во-вторых — вы не обращаете на меня никакого внимания, стало быть, вам все равно: говорю ли я, не говорю ли я, а для меня какая же разница!.. говорить с кем-нибудь и говорить с вами… с вами?.. Боже ты мой!..

И если б только утомить
Я вас рассказом не боялся,
Чему бы доброму тут быть? —
Да я б до смерти заболтался…

В-третьих, вы даже, может быть, не будете знать, что я тружусь только для одних вас, что я одним вам посвящаю мои томительные дни и мои бессонные ночи, а когда вы не будете знать, следовательно, вам нет до меня никакого дела, тогда как я имею до вас очень важное…

О! если бы вы только знали,
Что я в вас по уши влюблен,
Тогда, быть может (сладкий сон!),
Меня б вы ручкой приласкали,
А я тотчас ее бы сжал
В пылу кипящего мечтанья
И вплоть до самого венчанья
Никак из рук не выпускал.

Когда таким образом все обстоятельства расположены в мою пользу, я торжественно приступаю к своим рассказам: но прежде, нежели начну, я должен открыть вам по долгу моей совести (вот видите ли — везде совесть!) такие вещи, которые послужат вместо предисловия. Подобные предварительные статьи весьма важны почти во всех житейских случаях — особенно в трех: когда издаешь книгу, когда ищешь руки и когда занимаешь деньги.

Да! в кодексе мирских условий
Давно введен закон такой,
И только муж с своей женой
Обходится без предисловий…

Надобно признаться, что странички две тому назад, рассказывая вам, что в одном городе один мой почтенный знакомец-ориенталист подарил мне одну тетрадку своих выписок из духовных монгольских книг, — я выразился довольно темно… Вы тотчас, пожалуй, подумаете, что эти выписки были сделаны на монгольском языке и что я между делом перевел их и для вас выдаю теперь в свет. — Ничуть не бывало! — Я столько же знаю по-монгольски, сколько царь Соломон (человек, впрочем, почтенный и умный) знал по-французски. Выписки эти переведены самим почтенным моим знакомцем-ориенталистом, подарены мне и, следственно, составляют мою собственность. Они пролежали у меня несколько лет; теперь, облекая их в новую форму по своему вкусу, я хочу их напечатать, и это так естественно, как нельзя более. Скажите, зачем же им лежать даром на моем письменном столике?

Пускай на суд людской молвы
Идут мои беседы с вами,
Но я, божуся вам богами,
Я занимаюсь только вами,
Да мной займетесь ли-то вы?..

Имея очень дурную память, я что-то никак не могу припомнить, просил ли меня этот почтенный знакомец-ориенталист, чтобы я озаботился обнародованием его выписок; впрочем, для меня это решительно все равно. Да если он и не просил — ему же лучше! Это будет прекрасный сюрприз, а я смерть люблю сюрпризы.

И мне недавно был сюрприз:
На днях я как-то, в среду что ли,
Гулял ли, шел ли против воли, —
Вдруг вы откуда ни возьмись.
Я ну готовить речь для встречи,
И что ж? — к досаде и тоске,
На непослушном языке
Вот так и замирают речи;
Тогда, как будто б я любил
Уединенные прогулки, —
Я шасть в глухие переулки…
Бежать, бежать — и след простыл!