Рассказы (сборник)

Она взяла пальто, подняла его и тотчас заметила изменение.

— Мне хотелось немного изменить фасон, но при этом я его испортила, — торопливо объяснила Бригитта, — я хочу заплатить за него.

— Что вы хотели изменить в крое?

— Рукава. И еще проймы. Мне казалось…

Мастер расправила пальто.

— Прикиньте-ка его на себя!

По тону мастера нельзя было определить ее отношение к происходящему. Она помогла швее надеть пальто. Пуговиц еще не было. Мастер дважды оглядела пальто, даже отступила на несколько шагов и попросила Бригитту немного пройтись. А потом подошла к ней сильно взволнованная.

— Хотите, я скажу вам правду? Вы обманули меня Да! Пальто испорчено не случайно, вы специально изменили фасон, потому что шили его для себя.

Бригитту бросило в краску.

— Нет, это не так. У меня очень однообразная работа, и я немного задумалась, мне показалось, что я у себя в ателье. Я не нарочно, я забылась Просто забылась Это все видели.

— У себя в ателье? — Мастеру нужно было собраться с мыслями. — Ах, верно, у вас было свое дело Но если вы, как утверждаете, не специально изменили фасон а машинально, то странно, что пальто не испорчено, а стало лучше!

Испуганная Бригитта растерянно уставилась на мастера. А та сказала, и в глазах у нее было улыбка.

— Ну, если вы улучшаете изделие, работая машинально, не имея такого намерения, то, вероятно, с определенным намерением результат будет еще лучше, не так ли?

Теперь улыбнулась и Бригитта.

— Смена кончается, — сказала мастер. — Если есть время и желание, расскажите мне о своем ателье. Я сварю кофе.

VIII

Так начался пока что последний период в жизни Бригитты Фалькенберг. За два года она стала старшей швеей, передовиком производства, модельером, руководителем отдела. Она уже не убеждала мать в том, что нашла свое место в жизни, которое ее полностью удовлетворяет, и работу, которая приносит ей радость. У нее было хорошо на душе при мысли, что обрела она эту Удовлетворенность, лишь придя к народу, сознавая, что это приятие нового общества было не только следствием ее сытой жизни. Не считаясь со здоровьем, она взваливала на себя все новые и новые заботы, пока ей вдруг не изменили силы. После серьезной борьбы, из которой она вышла победительницей, борьбы с косным стремлением многих сослуживцев и руководства к постоянному увеличению норм и скорейшего выполнения плана, она одной из первых и последовательнее других подняла голос в защиту качества и красоты изделий. Шить меньше, но качественнее и с большим вкусом, время лишений миновало, людям живется все лучше, жены и дочери трудящихся должны быть не просто одеты, им надо дать возможность наряжаться, они должны лучиться жизнерадостностью! Прошло немало времени, пока руководящие организации признали политическую важность подобных требований, и ее позиция была по достоинству оценена. Но силы изменили ей, она заболела.

И этот день, поначалу ужасный для нее, принес ей настоящую радость: она воочию убедилась в том, что все, кто ее знал, полны заботы о ней, — директор и руководство профсоюза, мастер, подручные и ученики, шоферы и упаковщики, что все единодушны в решении немедленно отправить ее на длительный отдых.

Она пролежала дома десять дней, ежедневно кто-то приходил с фабрики, чтобы справиться о ее здоровье. И вот в доме появилась та самая мастер из цеха женских пальто, которая с удовлетворением сказала:

— Поедешь послезавтра в Хайлигендамм на четыре недели? Ты знаешь это место? Раньше там был курорт для всяких фон-баронов…

Тут она вспомнила о прошлом своей подруги и с улыбкой замолчала. Мама расслышала только «Хайлигендамм» и не смогла удержаться от похвал самому старому и самому фешенебельному курорту Германии. При этом ей наверняка представлялись прогуливающиеся герцоги, графини и среди них — ее дочь, она не подумала о том, что ее дочь стала швеей, и уж наверняка о том, что она будет жить во дворце, который некогда принадлежал кронпринцессе, именно благодаря этому обстоятельству, а не потому, что она была дочерью генерала Фалькенберга и внучкой тайного советника фон Штуббе.

— Немного провожу тебя, — сказала Бригитта Фалькенберг подруге, — и пойду укладывать чемодан. Вернусь из отпуска, всех вас удивлю.

Мать охотно отпустила ее, целиком погрузившись в мысли о самом фешенебельном курорте Германии. Когда подруга в шутку, немного поддразнивая, сказала Бригитте: «Смотри, не подцепи там кого-нибудь!», мама тоже засмеялась, скорее всего потому, что свои представления о мужчинах, которые будут окружать ее дочь в Хайлигендамме, сложились у нее сорок лет тому назад, когда она познакомилась там с обер-лейтенантом Фалькенбергом.

От своих грез она не очнулась и тогда, когда мастер сказала, прощаясь:

— А мы, фрау Фелькенберг, недельки через две соберемся и навестим Бригитту!

— Моя мать принадлежит к тому поколению и классу, сказала Бригитта на лестнице, — которые по-прежнему жалеют об исчезнувших бездельниках, хотя жизнь изменилась им же на пользу. В ее возрасте человеку трудно измениться. Я, кажется, убереглась от подобных взглядов.

IX