Рассказы (сборник)

Первый период ее жизни продолжался с тысяча девятьсот пятнадцатого до тысяча девятьсот тридцать третьего года. Она вернулась в воспоминаниях к заре своей юности, прошло тринадцать лет, ранние впечатления от родительского дома, от отца и матери, прислуги и теток были неотделимы от их громогласного недовольства и гнева, презрительных высказываний о президенте из шорников, о паршивой республике и ее поганом флаге. Для шестилетней девчушки такие выражения оставались непонятными, но она знала, что злые люди чем-то рассердили и обобрали ее родителей и всех других хороших людей и потому все хорошие люди должны держаться вместе, чтобы снова получить кайзера, великого герцога, солдат, и тогда папе не придется надевать свою прекрасную форму с саблей и орденами только дома. Впрочем, годы, проведенные в средней школе, внесли некоторые изменения в то представление о разрушенном рейхе, мировой войне и обновленном отечестве, которое внушалось ей дома, директор даже сказал что-то хорошее о социал-демократах, это был доктор Краневиттер, она очень хорошо помнит, что отец пришел тогда в страшную ярость и немедля перевел ее в другую школу. Там новые времена характеризовались в таких выражениях, по сравнению с которыми отцовские казались очень мягкими. Еще более сильные выражения употребляли ее брат и его друзья по гимназии. А источником, в котором все лучшие немцы черпали силу «для спасения чести Германии», был таинственный человек из Мюнхена, Зигфрид, Армии Освободитель, Генрих I, Лютер, Старый Фриц, Блюхер и Бисмарк[20] в одном лице, к тому же с даром прорицателя; если в глазах Роберта у него и был какой-то недостаток, то единственный: что дослужился он только до чина ефрейтора, а раньше был всего-навсего захудалым художником — факт, упоминание о котором отец запретил категорически. Так наступил для нее тысяча девятьсот тридцать третий год, год ее восемнадцатилетия.

Папа снова стал военным, полковником, Роберт — лейтенантом, мама руководила группой в женском союзе. Дочке очень хотелось стать врачом, но ей запретили сдать экзамен на аттестат зрелости, так как с сего времени немецкая женщина вновь стала принадлежностью своего дома. Ей вспомнились огромные пропагандистские плакаты на афишных тумбах, директор велел вывесить их в школе. На одном из них молоденькая девушка потрясала веником как знаком женского достоинства, стихотворная надпись под рисунком гласила:

Если хочешь иметь мужа,
Научись готовить ужин!

Такое требование показалось школьницам возмутительным, и они вволю посмеялись над витийским искусством великогерманских женщин, а вульгарный топ национальной музы вынудил маму сморщить нос, но в итоге дочери было предоставлено право выбора только между профессией воспитательницы детского сада и преподавательницы школы художественного ткачества. Бригитта выбрала ткачество и успешно закончила курс обучения. А эскизы ее изделий, в которых главное место принадлежало кораблям викингов, орлам, мечам, свастикам и руническим мотивам, послужили основанием для того, чтобы в двадцать лет ее сочли достаточна зрелой и предложили руководство школой ткачества для молодых крестьянок национал-социалистского толка. Так и поступили, и материальное положение не сыграло при этом никакой роли, у старых благородных семей теперь появился новый идеал — братское сообщество всех истых немцев без различия классов. С небольшой оговоркой, правда: сначала немцы установят в Европе новый порядок и достигнут всемирного владычества, а уж в свое время какому-нибудь представителю правящего дома не трудно будет подсунуть предназначенный ему от бога трон. И прошлое засияет новым блеском.

И разве не должно хорошо воспитанной двадцатидвухлетней девушке из приличной семьи ненавидеть англичан, французов, американцев, поляков, чехов, бельгийцев, голландцев, датчан, норвежцев, русских, канадцев, австралийцев, китайцев, греков, сербов, южноафриканцев, словом, евреев всего мира за то, что они просто из зависти напали на великогерманских вождей свободы? Но боже правый наверняка приведет к победе правое дело. Честно говоря, он порядком замешкался, больше того, он отнял у них отца, уже генерал-майора, под Сталинградом; брата, совсем еще юного, но уже капитана, в Триполи; дом со всем имуществом в Бреслау; и в довершение всего — акции верхнесилезских предприятий. И если о первых жертвах можно было не только скорбеть, но и гордиться ими, то потом господь послал такие испытания, за которые в лучшем мире воздастся как один к ста. «Ни в коем случае не ронять своего достоинства, — потребовала мать, — уважение к самим себе у нас отнять невозможно». То же самое потребовалось от них и в чужом городе, в Мекленбурге, в комнатушке с общей кухней и туалетом.

— Условия ужасны, таких мы ни в коем случае не заслужили. Слава богу, мы хоть вовремя спрятали кольца и брошки.

III

— Мама, я пойду работать!

— Работать? В какое-нибудь учреждение, к так называемому начальнику?

Дочь устало улыбнулась: