«Так это и должно быть, — отвечали им все эти триста лет крестьяне из других деревень, — иначе никакой бы бог на небе никогда не разглядел куммеровцев из-за их благочестия!»
Чтобы еще больше позлить худосочных соседей из окрестных деревень, с трудом перебивавшихся на песчаных и поросших кустарником землях, раздобревшие на плодородных нивах крестьяне из Куммерова каждые десять лет (так они постоянно рассказывали своим детям) собирались поднять высокую колокольню еще на несколько дюжин локтей. Но против этого всегда были патрон, архитектор и пастор. Церковный патрон из финансовых соображений, архитектор — из технических, а пастор — моральных. Пастор Брайтхаупт сказал в последний раз, что лучше бы они почтили своего господа бога скромными добродетелями, а не выставленными напоказ предметами. И что прихожане должны наконец путем внутреннего совершенствования вернуть себе утраченное куммеровцами доброе имя христианина (это шло от столетиями державшегося за ними прозвища «безбожники из Куммерова»). Желая показать своему пастору, что, несмотря на всю их подчеркнутую независимость от церкви, они все же хорошие христиане, но чтобы не приходилось доказывать это прилежным посещением церкви, крестьяне вот уже сто лет как додумались воспользоваться для этой цели колоколами. Они буквально привязывали лучшие свои творения, своих сыновей, к большому колоколу.
У куммеровской церкви было три удачно отлитых колокола. В самый меньший звонили к вечерне, а по воскресеньям — за час до того, как идти в церковь. Тогда крестьяне, придерживавшиеся старых обычаев, знали, что пора искать бритву и мыло и требовать от своих хозяек, чтобы те дали им теплую воду и чистую рубашку. Средний колокол раздавался за полчаса до богослужения. Тогда наступало время достать из двустворчатого шкафа свадебный костюм и почистить его. В большой колокол и одновременно в два других ударяли за пять минут до начала службы. Тогда надевали цилиндр и выходили на улицу.
Звонить в церковные колокола, с тех пор как их подвесили, было обязанностью школьников. Обучение этому вошло даже на рубеже последнего столетия в обязательную программу. Маленький и средний колокол раскачивали снизу. К большому приходилось взбираться высоко вверх по колокольной лестнице. Чтобы он звонил равномерно — ибо язык ударял на первых порах в одну сторону, — в большой колокол вставляли деревянную рас порку, которая выпадала, как только он правильно раскачивался. Звонить в колокол было делом нелегким. Некоторые мальчишки до самой конфирмации не могли даже научиться как следует раскачивать маленький колокол, созывающий прихожан на богослужение, чем доказывали всей деревне, что ничего путного из них не выйдет.
Когда случилась история, о которой я хочу вам поведать, прошло уже два года с тех пор, как Мартин Грамбауэр был в Куммерове церковным служкой. Церковным служкой становился всегда тот, кто сидел в школе на первой парте. Поскольку Мартин был удостоен этой чести в одиннадцать лет, разрыв между духовными и физическими силами уже в детстве поставил его перед мучительной проблемой бытия. Римлянам в течение многих тысячелетий удавалось решить ее с помощью цитаты из Вергилия: «Mens agitat molem», что означает в переводе: «Дух движет материей». Деревенскому пареньку Мартину Грамбауэру было довольно трудно справиться и с духом и с материей. До такой степени, что старшие ребята, которые сидели в школе позади Мартина, так же злорадно, как и их отцы, по целым неделям ликовали от ощущения собственного физического превосходства: ну, мол, еще поглядим, от чего в жизни зависит быть действительно первым!
К счастью, Мартин Грамбауэр еще ничего не знал тогда о борьбе между духом и материей за приоритет.
Он воспринимал силу и материю как единое целое и одержал благодаря этому свою первую настоящую победу. Поставленный перед необходимостью публично оправдать возложенные на него надежды и не показать всем свою несостоятельность, Мартин стал с этого момента съедать за обедом и ужином по две порции, тренировать свое тощее тело и испробовал все, что только приходило ему на ум, чтобы усовершенствовать и облегчить раскачивание большого колокола. Материя, следовательно, придала его духу активность и силу, которые были необходимы, чтобы проникнуть в предмет, в материю и подчинить ее себе.