Рассказы освободителя

Власть Огаркова была воистину огромной. Первым делом ГТК подчинила себе военную цензуру, потом — цензуру государственную, а затем и большую часть организаций и учреждений, производящих ложную информацию. Затем щупальца ГТК потянулись ко всем органам армии: а как вы скрываете от противника действительное положение вещей?

Потом ведомство Огаркова взялось и за военную промышленность. Хочешь строить завод — сначала докажи, что ты сумел скрыть от супостата его настоящее назначение. И потянулись министры к Николаю Васильевичу за подписью.

Есть ли в нашей жизни что-нибудь, чего не надо скрывать? Есть ли в нашей жизни такая область, в которой противника дурачить не надо?

Нет таких областей.

Сколько водки выпустили, сколько самоубийств по стране, сколько народу по тюрьмам — все это государственные секреты, и везде нужно скрывать, ловчить, все шиворот-навыворот переставлять.

А Николай Васильевич над этими процессами — главный контролер. Сам в поте лица работает, и другим спуску не дает. Надо американцев на стратегических переговорах обмануть — Николай Васильевич своего первого заместителя в Женеву шлет. А как до подписания договора дошло, он и сам в делегацию вошел. Хорошо работал: ловко американцев за нос водил. Николаю Васильевичу — хвала и почет: звание маршальское и должность начальника Генерального штаба.

Хитер Николай Васильевич.

Да только, обманывая весь мир, не обманывали ли мы прежде всего самих себя?

Подготовка

Август 1968 года

1

Киевское высшее общевойсковое командное училище я окончил 21 июля 1968 года. После выпуска положен отпуск. Это святое. Отпуск мы не получили. Весь выпускной батальон отправили на переподготовку в Ржищевские лагеря. На вооружение поступила новая боевая техника, ее следовало освоить за два месяца.

Но 12 молодых лейтенантов на переподготовку не попали. В их числе был и я. Шло развертывание Советской Армии перед освободительным походом. Ураган перемещений, перестановок, переформирований и доукомплектований захватил тысячи офицеров. Меня этот ураган швырнул в 72-ю гвардейскую мотострелковую дивизию 1-й гвардейской армии Киевского военного округа.

В каждом мотострелковом полку в то время по штату полагалось иметь 31 танк, 6 гаубиц калибра 122 мм, 6 противотанковых пушек калибра 57 мм, 15 минометов калибра 120 мм и 103 бронетранспортера. Танков, пушек, гаубиц и минометов было столько, сколько положено, но бронетранспортеров было только сорок.

В воздухе явно пахло жареным. В братской Чехословакии назревало нечто подобное тому, что случилось в братской Венгрии в 1956 году. Было ясно, что скоро нас отправят оказывать интернациональную помощь. Мы всегда и всем братскую помощь оказываем. Даже когда нас об этом не просят. Но как помощь оказывать, если в мотострелковом полку такая нехватка основного вооружения — бронетранспортеров?

После третьей рюмки я задал такой вопрос капитану, который занимал должность помощника начальника штаба полка по мобилизационным вопросам. Капитан внимательно и, как мне показалось, лукаво глянул на меня, хмыкнул неопределенно, разлил обоим по рюмашке и, осадив огурчиком, осведомился:

— А знаешь ли ты, почему эти бронетранспортеры есть в нашем полку?

— Странный вопрос. Положены по штату, оттого и есть, только на всех не хватает.

— А оттого они есть в нашем полку, что ходят ежегодно на параде в Киеве. Там их тридцать шесть штук надо, вот их-то полк и имеет, а четыре других — запасные.

Капитан, видимо, почувствовал, что его ответ мне ничего не объяснил, и озадачил еще одним вопросом, наводящим:

— Знаешь ли ты, сколько мотострелковых полков в нашей первой гвардейской армии?

— Нет, конечно!

— Ну а так, приблизительно? Навскидку, без особой точности?

— Если не ошибаюсь, в первой гвардейской одна танковая дивизия и три мотострелковых, не считая артиллеристов, ракетчиков, зенитчиков и прочих. Выходит шесть танковых и десять мотострелковых полков.

— Правильно. Так вот, из всех мотострелковых полков первой гвардейской армии только наш один имеет сорок бронетранспортеров, а остальные ни хрена не имеют.

— Врешь! — вырвалось у меня.

— Вот тебе и врешь.

В том, что капитан свое дело знает, я был уверен. В том, что он не врал, я тоже был уверен. То, что два других мотострелковых полка нашей дивизии бронетранспортеров не имеют, я тоже знал наверняка. Но в то, что во всей 1-й гвардейской армии только один наш полк имеет бронетранспортеры, верить не хотелось.

— Так где же они? В Ебипете? Точнее, в Израиле?

— И там. Но совсем немного. Обрати внимание: Израиль в прошлом году, разгромив арабов, захватил очень много наших танков и артиллерии, но не бронетранспортеров.

— Так где же они? В Варшавский договор отдали?

— Да, но совсем немного. Обрати внимание, что чехи, получая от нас почти все вооружение, бронетранспортеры производят сами, собственных образцов, и ими снабжают немцев и поляков, а румыны по своей бедности в большинстве случаев мотопехоту на простых грузовых машинах возят.

— Так где же все-таки наши?

— А нигде. — Он испытующе глянул на меня и повторил: — Нигде. Нет их.

— Да как же так?