Читаем Рассказы о землепроходцах полностью

«Атаманы же и казаки стояху против безбожных агарян буйственно и единомысленно с живущими ту людьми в городках, и бияхуся с безбожными агаряны сурово и немилостливо и твердо стояху и на неверных поощряхуся, пожиста же они, атаманы и казаки в городках два лета и месяцы два».

Казаки не напрасно ели строгановский хлеб. Еще не успели затянуться раны после набега Магомет-Кули, будущего главнокомандующего кучумовского войска, как перешел Югорский хребет мансийский мурза Бегбелий и «нечаянно подошел под Чусовской строгановский городок, учиня нападения на Сылвенский острожек и прочие села и деревни многия, выжег и разорил, и убийства людям и грабежи учинил, и получа в добычу несколько мужеска пола людей, назад было побег», но был настигнут и взят в плен.

<p>Сылвенский поход</p>

адумаемся над тем, когда у Ермака возникла мысль о походе в Сибирь. Считается, что стремление это уже изначально было заложено в нем, а восторженные беллетристы договариваются иногда и до того, что и на Волгу-то пошел атаман только за тем, чтобы набрать отряд для задуманного похода.

Но если трезво посмотреть на события четырехсотлетней давности, то легко заметить, что до весны 1581 года[5] у Ермака не могло быть столь обширных планов.

В строгановских вотчинах он находился на положении наемника, полностью подчиненного своим всевластным хозяевам. Строгановы же не спешили на Урал, укреплялись пока в Приуралье.

Не понимая этого, некоторые исследователи объясняют Сылвенский поход Ермака ошибкой. Ермак, дескать, спутал устья Чусовой и Сылвы (действительно, расположенные близко друг от друга) и, обмишенившись, пошел не по той реке, а когда понял свою ошибку, уже начались заморозки, и пришлось зимовать Ермаку на месте нынешнего Кунгура.

Самое забавное, что аналогичное объяснение я услышал и в Кунгуре от местного жителя. «А чего? — сказал он. — Все просто. Ермак лег спать, а кормщикам чего надо? — лишь бы река была спокойная. Вот они и выбрали Сылву. Сылва-то ведь не Чусовая — ленивая, словно корова».

Кунгурскому патриоту, конечно, простительно не знать, что в XVI веке и на Сылве, и на Чусовой уже стояли русские городки и острожки, но почему об этом забывают профессиональные историки, понять трудно.

Разумеется, Ермак не мог заблудиться.

Осенью 1580 года, выполняя вполне конкретное указание Строгановых, благополучно поднялся он вверх по Сылве и поставил на месте Кунгурской ледяной пещеры городок («и тут зимовали и по-за Камени вогулич воевали»), а весной, оставив в городке семейных казаков и поставив в городище часовню во имя Николая-чудотворца, вернулся назад на Каму.

Место над Кунгурской ледяной пещерой до сих пор называется Ермаковым городищем. Память народа сохранила до наших дней около тридцати названий на уральских притоках Камы, так или иначе связанных с Ермаком.

<p>Набег Кихека</p>

огда Иван Грозный в припадке ярости убил своего сына, рядом с царем находился и Борис Годунов. Он пытался остановить расправу, но вмешательство его не помогло. Убив сына, Грозный отлупил и Годунова. После царских побоев будущий самодержец надолго слег в постель. Знавший толк в травах Семен Аникеевич Строганов решил задержаться в Москве. Он взялся лечить царского любимца.

Полновластным хозяином в чусовских вотчинах стал двадцатипятилетний Максим Яковлевич.

Лето выдалось неспокойное. Едкой гарью тянуло с верховьев реки — там горела подожженная преподобным Трифоном тайга — и по воде несло трупы задохнувшихся в огне животных.

Пожар начался так. Выжигая для пашни лес, Трифон ушел молиться и не уследил, как перекинулся огонь на заготовленные крестьянами дрова. Крестьяне вместо того, чтобы тушить пожар, первым делом кинулись ловить отшельника. Поймали, сбросили со скалы, но, увидев, что он остался жив, кинулись снова догонять его, а пожар за это время ушел в тайгу.

К счастью для будущего святого, возле берега стояла лодка. Он прыгнул в нее. Лодка, покачнувшись, отошла от берега и быстро поплыла по стремнине.

Отшельника перехватили в Нижнечусовском городке. Максим велел надеть на него железо и бросить в темницу.

«Скоро и сам ты понесешь то же!» — предрек Трифон, но Максиму было недосуг вдумываться в пророчество. Уже донесли лазутчики, что просочились из-за Камня[6] войска пелымского князя Кихека и не сегодня-завтра следовало ждать их у стен городка. Дни и ночи проводил Максим с Ермаком на городских стенах.

Были и другие недобрые знаки. Прибежал из леса вогулич со стрелою в спине, упал у ворот и умер. Когда вышли посмотреть, увидели: оперение у стрелы золотое. Кучумовской была та стрела...

С Кучумом воевать Максим не собирался. Могущественным был хан, подчинивший себе Сибирь. Он и московскому царю мог писать: «Хочешь миру — и мы помиримся, а хочешь воевать — давай воевать будем». Куда уж тут ему, Максиму? Нет, не воевать он хотел, а пробиться на пожалованные в Сибири земли, укрепиться там, а дальше уж... Там будет видно, что делать дальше.

Но не с кем было посоветоваться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза