Рассказы о землепроходцах

Долго плыли по Чусовой. Берега были пустынны. Только у Красного Камня встретили людей. Тяжелые лесные кручи, отражаясь в реке, обычно темнили воду, а здесь, под Красным Камнем, вода была тревожно-красной, как кровь, и напротив, на каменистой отмели, горел костер. Вогулич с луком за плечами смотрел из-под руки на приближающиеся струги. Но когда пристали к берегу, нигде сыскать вогулича не смогли.

Зато здесь же наткнулись на гигантскую ель, увешанную серебряными блюдами. Далеко разносился по Камскому лесу их звон, и, завороженные им, молча стояли казаки. Ермак не разрешил трогать серебро. Местное предание гласит, что эту ель перед отъездом в Хлынов сжег все тот же преподобный Трифон.

Проводники-коми говорили, что лучше свернуть с Чусовой на Медвежью Утку. Но когда послали разведку, выяснилось, что вода там слишком мелка для стругов. После совета стали подниматься по Серебрянке.

Медленно — до глубокой осени — шли вверх по реке. Часто приходилось останавливаться и ставить запруды из парусов, чтобы поднять в реке уровень воды. Иногда за день продвигались меньше чем на версту.

К заморозкам дошли до реки Кокуй, притока Серебрянки, и здесь поставили городок.

Пока Ермак действовал строго по плану Максима Яковлевича Строганова. Построенный городок мог служить и оборонительным сооружением, и плацдармом для дальнейшего продвижения Строгановых на пожалованные царем земли.

Городок был невелик. Несколько изб, обнесенных крепким забором, да сторожевая вышка. Часто поднимался на нее Ермак и, повернувшись лицом к ветру, вглядывался в бесконечные, смутно темнеющие по отрогам леса, в наполненную снегом и вьюгами даль, которая называлась Сибирью...

Зимовка в занесенном снегом Кокуй-городке прошла спокойно, и со стороны казалось, что Ермак бездействует, но именно в эти месяцы совершалась в нем та огромная внутренняя работа, которая превратила наемника в народного героя.

Ермак многое умел в свои сорок лет. Умел обуздывать своенравную казачью вольницу, умел организовать и осуществить разбойничий набег, умел увернуться от царского гнева. Он научился ставить городки и биться с неприятелем. Но всех этих умений не хватало ему теперь. Не хватало и не могло хватить, ибо в сферу умственных интересов Ермака оказались включенными такие новые понятия, как Русь, Сибирь... Чтобы охватить их, нужно было измениться самому, неизмеримо вырасти, переродиться внутренне.

 Сибирь была уже совсем рядом, и от местных жителей — здесь жили манси сибирского владения, которых приводили в острожек рыскавшие по округе казаки, — много нового узнавал Ермак о необъятной стране, проступающей из вьюг и метелей. И безусловно, он очень быстро уловил внутренние противоречия кучумовского государства.

Завоевание ордынцами Сибири произошло в XIII веке, и за это время сменилось четыре династии правителей. В XV веке к власти пришел Ивак из рода Шейбанидов, который в 1481 году предпринял смелый набег на Золотую Орду и погубил хана Ахмета, сжегшего незадолго до этого Москву, а «ордобазар с собой приведе в Чимгутуру[7]».

Сын Ивака, Кулук-салтан пытался утвердиться в Перми, но там уже владычествовали русские, и из этой затеи ничего не вышло, тем более, что царствование Ивака было недолгим. Скоро его убил хан Махмет, который перенес столицу из Чимги-туры в город Искер.

Один из потомков Махмета, Едигер, опасаясь внука Ивака Кучума, накапливавшего силы, в 1555 году попросил русского царя принять его в подданство. Просьба Едигера была удовлетворена, но никакой реальной помощи сибирский правитель от России не получил и в 1563 году вместе со своим братом Бекбулатом пал от руки Кучума.

Кучум энергично укреплял свое государство, насильственно внедряя мусульманство, и очень скоро сделался ненавистным для коренных народов Сибири. Родственные узы связывали его с правящими родами ногайцев и казахов, и даже в своей столице он опирался не на татарскую знать, а на ногайскую гвардию.

Огромное царство Кучума было непрочно, и, вероятно, здесь, на зимовке в заснеженном Кокуй-городке, понимая это, и решил Ермак двинуться в свой беспримерный поход.

Ему не составило труда уговорить дружину. Предчувствуя богатую добычу, многие казаки сами рвались в Сибирь.

Вероятно, в Кокуй-городке и обдумал Ермак план предстоящего похода.

Когда военачальник находит неожиданное, но удачное решение, оно выглядит необычным только вначале. Если же кампания, благодаря этому решению, благополучно и победно завершается, кажется, что иного плана и не могло быть.

Теперь, четыреста лет спустя, единственно возможным в сибирской войне считаем мы поход на стругах. Но это четыреста лет спустя, а современники Ермака представляли себя сибирскую войну совершенно иначе. Вот один из проектов того времени: «На пелымского князя зимою на нартах ходить».