Рассказы о русском подвиге

Шкуру с него сдирайте». А вслух:

— Ох уж эти мне казаки, казаки... Я и сам не рад, что они при армии.

В степях родились, деликатности не обучены.

Начинает Лористон бранить ополченцев. Мол, больно лютуют.

— Так это не войско, — отвечает Кутузов. — Сегодня они в строю, завтра опять

разошлись по селам. Какой с ополченцев спрос!..

А сам про себя: «Молодцы ополченцы».

Ясна Лористону бесплодность его речей, стал говорить о мире.

Посмотрел Кутузов на Лористона:

— Я хоть сию секунду.

Обрадовался Наполеонов посыльный:

— Вот и наш император желает.

Развел Кутузов руками:

— Только я ведь всего солдат. Хожу под царем и богом.

— Но ваше слово... Ваш сан главнокомандующего...

— Я хоть сегодня, — опять повторил Кутузов. (А сам состроил в кармане

фиг.)

Уехал ни с чем посыльный. Провожает его Орлов, опять говорит о

погоде.

Трясется Лористон в седле. Вид унылый, насупился. Рассмеялся Орлов:

— Ба, да оно ведь и вправду, видать, погода сегодня для нас хорошая!

ТАРУТИНО

Понял Кутузов после посещения Лористона, что дела у французов плохи. Дал

под Тарутином бой.

Опять загремели пушки. Скрестились штыки и сабли. Сила на силу опять

пошла.

Проиграли французы бой. 36 пушек досталось русским.

Дня четыре спустя после битвы прапорщик Языков с казачьим отрядом

находился в разведке. Обнаглели совсем казаки, к самой Москве подъехали.

Стоят, смотрят на спаленный город:

— Вот она, наша страдалица...

Дождик крапает осенний. Хотя и тепло и безветренно. Где-то раздался

собачий лай.

— Ты смотри, а говорят — французы псов всех поели!

— Этот хитрый, видать, убежал.

— Да-а, пропала Москва-красавица...

— Дура, о мертвых плачь! Не смертник Москва — отстроится.

Перешептываются казаки. Вдруг слышат — страшный грохот и взрыв долетает

из города. Переглянулись донцы, покосились на командира. Любопытство в душе

казацкой. Переглянулись, помчались к Москве.

— Эх, была не была! Бог не выдаст — свинья не съест. На то и разведка.

Влетели они в пустынные улицы города. Ни французов, ни жителей. В

молчанье лежат развалины. Лишь цокот от конских ног в тишине, как в гробу,

отдается. Понеслись всадники к центру. Доскакали до самой Ордынки, почти к

Кремлю. Нигде не видать французов.

Попался какой-то старик.

— Эй, борода, где басурманы?

— Ушли, ушли из Москвы французы. Ушли поутру, родимые.

Больше месяца пробыл Наполеон в Москве. Ждал император от русских

посыльных с миром. Не явились к нему посыльные. Сам послал Лористона. Не привез

согласия на мир Лористон. А тут еще бой под Тарутином. Да скоро зима. Да

голод идет по армии. Что же, как в мышеловке, сидеть в Москве. Нет, пока есть

силы, пока не поздно — скорее домой. Ушли французы бесславно, как тень, из

Москвы.

Узнали казаки небывалую новость, забыли про грохот и взрыв, завернули

коней, стрелой понесли долгожданную весть Кутузову.

Потом и про взрыв, конечно, узнали. Злопамятен Наполеон. Мстит за свои

неудачи. Приказал, уходя, взорвать, не жалея, Московский Кремль. К счастью,

погибло немногое. Пошедший дождь загасил фитили.

Выслушал Кутузов доклад Языкова, перекрестился:

— Свершилось. Вот оно, неизбежное... Спасена отныне Россия.

Потом повернулся к селу Тарутину:

— Спасибо тебе, Тарутино!

ВЫСШИЙ ПОЧЕТ

Весть о том, что Наполеон ушел из Москвы, как мяч о стенку, ударяла и

отлетала. Верят — не верят в нее солдаты. Нужно верить — не верится.

— Ушел?!

— По собственной воле!

— Не может быть!

— Побожись!

Однако что же тут с правдой спорить. Все тут яснее ясного. Все тут белее

белого. Ступай, посмотри Москву.

Собрались солдаты в круг, стали хвалить Кутузова:

— Ай да старик Кутузов!

— Кутузов — тертый калач!

— Кутузов — стреляный воробей!

— Провел, обхитрил... Как сурка, Бонапарта из первопрестольной выжил!

Слушает унтер-офицер солдатские разговоры.

— Эй, вы, какой же фельдмаршал вам стреляный воробей?

Смутились солдаты:

— Да это же к слову. Орел наш Кутузов!

Вспоминают солдаты, как уходили тогда из Москвы по Яузскому мосту и не

кричали «ура» Кутузову, — совестно.

Еще роднее, ближе стал им теперь Кутузов. Все норовят увидеть фельдмаршала,

исправить свою ошибку.

Куда ни покажется главнокомандующий — всюду «ура» и «ура». Ну, право,

хоть сиди под замком в избе, не высовывай нос из штаба.

Но и этого мало солдатам. Собрались, явились к Кутузову:

— Михаила Илларионович, ваша светлость, не гневись на нас, батюшка... Тогда

у Москвы-реки...

Прослезился Кутузов:

— Ступайте. Нет на душе обиды. Я и сам бы тогда молчал.

Но опять неспокойны солдаты. Узнали они, что любит фельдмаршал уху с

наваром. Куда-то ходили, где-то искали, наловили ему стерлядей. Пусть рыбкой себя

побалует.

— Ух ты, ушица!.. Откуда такая?! — поразился Кутузов.

Не спрашивай. Ешь, поправляйся фельдмаршал Кутузов! Что ордена, что там

награды... Высший выпал тебе почет.

ТИШКА И МИНЬКА

Оставив Москву, Наполеон пошел на Калугу. В Калуге — городе, войной не

разоренном, французы надеялись пополнить свои припасы. А затем уже свернуть

на Смоленск, на Вильну и вон из России.

Кутузов понял расчет противника и со своей армией стал у него на пути.

У города Малого Ярославца разгорелась новая битва. И снова, как при Бородине,