Рассказы о пережитом

— Видишь ли, есть одна вещь, от которой не уйти даже в том случае, если у тебя нет никаких коммунистических взглядов. Она называется совестью.

— Не понимаю, — удивился я. — Причем здесь совесть?

— Совесть, понимаешь ли, заставляет стыдиться самого себя, — сказал он и зашагал быстрее. — Как только я понял, что могу заменить Белина, я потерял покой. Меня замучила мысль: «Значит, тебе дорога жизнь, и потому ты молчишь!» Я упал в собственных глазах. Пропал сон. И я понял: если не расскажу, что я задумал, не быть мне больше ни Александром, ни коммунистом — никем.

Я продолжил расспрашивать:

— Хорошо, вернемся к этой теме, но только с другого конца. Ты знаешь, что товарищи, вероятно, не согласятся с твоим планом.

— Да, я это допускаю.

— И ты рассчитываешь на это?

— Да, рассчитываю.

— Не в этом ли причина твоего стыда?

Александр пристально посмотрел на меня и тихо сказал:

— Прошу тебя, не береди мне душу. Мне стыдно! Но что же делать, если стыд не позволяет мне молчать о том, что Белина можно спасти, но не помогает справиться с сокровенным желанием, чтобы товарищи не согласились с моим планом? И поскольку это так, я всеми силами буду бороться за то, чтобы мое предложение было принято. Иного пути справиться с собой у меня нет.

Мне стало неловко за то, что я терзаю ему душу. В то же время я вспомнил, как в начале разговора он сказал, что Белина можно будет спасти и потом. Чтобы разрядить атмосферу разговора, я попросил его подробно рассказать, что он задумал. Александр снова уселся в своем углу, скрестил ноги и пустился в объяснения. Речь шла об организации побега приговоренного к казни. План был тщательно продуман.

— Хорошо бы сделать так, чтобы после побега Белина мы смогли спасти от виселицы и тебя!

— Трудновато, — вздохнул он. — Больше мне ничего не удалось придумать. Поэтому Белин должен бежать только после моей казни! В противном случае не исключено, что им удастся обнаружить подмену. И тогда — ты знаешь здешние законы — тюремщики изобьют меня как собаку. Если после этого я не умру, то останусь полумертвым калекой, что для меня равносильно смерти. Лучше петля, чем такая участь.

Он был прав. Я сидел в противоположном углу камеры и молчал. Александр зажег очередную — уж не знаю, какую по счету — сигарету. Вновь загремела кованая поступь надзирателя. Усилилась горечь во рту. Чертов узел! Я обдумал сказанное и наконец пришел к выводу:

— И все-таки, если даже коллектив согласится с твоим планом, это будет сделано с одним условием: побег Белина будет организован до твоей казни.

Александр вскочил, потянулся ко мне руками. Мне показалось, что он готов наброситься на меня. Но он не двинулся с места и торопливо заговорил:

— Именно этого я и боюсь! Скажи на милость, почему я должен умирать медленно и мучительно?.. Да, это со всех снимет ответственность за мою смерть. Ведь меня не сразу отправят на виселицу вместо Белина! Ну что мы за люди! Меня удивляет наша склонность к самообману, к тому, чтобы верить, что мы справились со злом, когда нам удалось всего лишь обойти его.

Я прервал его:

— Ты несправедлив. Мы высказываем лишь предположение, не зная о том, какое будет принято решение. Ты хорошо знаешь остальных товарищей. Сообща можно придумать еще что-нибудь в дополнение к тому, что предлагаешь ты, и все будет в порядке.

Александр кивнул в знак согласия. Затем вытянулся на тюфяке, положил руки под голову и закрыл глаза. Его лицо отчетливо вырисовывалось в скудном свете наступающего утра.

ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК

Мы с нетерпением ожидали возвращения Петра — его повели в Судебную палату для оформления какой-то справки. Он должен был подробно рассказать нам обо всем, что видел по дороге. Подумать только: идешь по городу, вдали от тюремных стен, смотришь на свободных людей, греешься в ласковых лучах теплого весеннего солнца…

Счастливец вернулся к полудню. Как только Петра ввели в камеру и закрыли за ним дверь, мы тотчас обступили его:

— Рассказывай!

Петр сел в свой уголок и многозначительно улыбнулся:

— Спокойно, начинаю! Перво-наперво, к ноге моей приковали довольно увесистую цепь. Перебросил я свое железное украшение через плечо и под его звон направился к кабинету начальника. Там мне следовало дождаться конвоиров. Стою перед дверью и слышу, как начальник дает наставления моим ангелам-хранителям:

— Предупреждаю: будьте начеку! Вам надлежит сопровождать опасного коммуниста. Прокурор требовал для него смертной казни. Это матерый преступник — вы и не заметите, как он сбежит. Никаких контактов! Никаких разговоров! Если упустите, займете его место! Ясно?

— Так точно, вашбродь!

Начальник для пущей страсти охарактеризовал меня как страшилище, дабы конвоиры не утратили бдительности, однако перестарался — стражники вышли из кабинета с видом приговоренных к смерти.

Мы вышли за ворота тюрьмы и направились по улице: я — впереди, они — за мной с нацеленными в спину винтовками. Я попытался повернуться к ним.

— Смотри вперед, не то будем стрелять!

Мне стало смешно, и я решил Сыграть с ними шутку.