Рассказы о пережитом

Нам разрешили свидание с родными. Я поискал взглядом мать. Ее поднимали с пола. Шутка ли, столько лет тюрьмы! Я взял ее на руки, как ребенка. Не помню, что говорил. Наверное, что счастлив и что она тоже должна быть счастливой, потому что как только кончится война, придет конец и моей неволе.

Мать смотрела на меня с непониманием. Она не могла понять, как я могу радоваться, если мне дали 15 лет! Она отказывалась верить приговору: «Моего сына оправдали, это они, адвокат и судьи, решили поиздеваться над ним!»

И она с надеждой смотрела то в сторону суда, то на адвоката, то на меня.

Короткое свидание закончилось. Охрана еле разняла нас. Отец Пенчо никак не хотел отпускать сына. Петр, с леденцом во рту, прощался со своими родными. Лишь у Басила в зале не оказалось ни одной родной души. Нас повели. Басил, приговоренный к смерти, шел впереди меня. Я смотрел на его худую спину, и вдруг меня охватило чувство жалости. Я был готов упасть перед ним на колени и просить прощения. Ничего не подозревая, он чуть повернулся ко мне и задел меня рукой. Тогда жалость превратилась в страдание, бессмысленное, но такое человечное страдание.

Наверное, это было самое счастливое мгновение в моей жизни.

ОБЫСК

Они ворвались на рассвете.

Полусонные, мы никак не могли взять в толк, что означает сей ранний визит. Ждать ответа пришлось недолго:

— Встать в угол и не двигаться — обыск!

Через несколько секунд все в камере было перевернуто — половики, подушки, личные вещи.

Брошенные на цементный пол соломенные тюфяки, служившие нам постелью, были подвергнуты тщательной проверке и выпотрошены все до одного. Пол покрылся слоем соломы. Надзиратели ищут нелегальную литературу, догадались мы. Тюремная администрация знала, что, несмотря на строгие меры, нам удавалось доставать запрещенные книги. Иногда надзиратели находили у кого-нибудь обрывок газетной статьи, и тогда несчастному приходилось туго — его избивали до полусмерти. Но газета — ничто по сравнению с марксистской литературой, которой мы снабжались ценой уловок и хитростей. По этому поводу у нас была шутка: «В тюрьму можно пронести все, кроме парохода, по причине отсутствия воды».

Рассвело. Обыск закончился. Все в пыли вперемешку с соломой, надзиратели недовольно сопели. Обыск ничего не дал. Директор тюрьмы обзовет их бестолочами. Самый высокий надзиратель смерил нас зверским взглядом:

— Признавайтесь, где спрятаны книги, не то шеи сверну!

Петр, староста камеры, миролюбиво ответил:

— Господин надзиратель, ведь вы только что все обыскали! Сами видите — ничего, кроме книг на столе, здесь нет.

Надзиратель стал перебирать книги:

— Ага, «Преступление и наказание». Эта книга, пожалуй, написана специально для таких, как вы. Читайте, может, ума прибавится.

В его пухлых руках оказалась другая книга:

— Смотри-ка, «Разбойники». Кто вам разрешил читать о разбойниках? Сами вы разве не разбойники? Эту книгу я забираю — она не для вас. Такое чтиво, наверное, и учит вас разбойничать.

На глаза ему попалась библия. Это озадачило его. Коммунисты и библия — это не вязалось в его сознании.

— Эту книгу вы, наверное, взяли в тюремной библиотеке?

— Да, — ответил Петр. — Нам сказали, что мы должны держать ее в камере и читать.

— И вы читаете?

— Читаем. В каждой книге есть чему поучиться.

Надзиратель открыл первую страницу библии и прочитал: «В начале было Слово, и Слово это было Бог…

Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова…»

Подумав, надзиратель спросил:

— Это когда написано?

— Очень давно, — ответил Петр.

— Оно и видно, что давно, — почесав голову, пробормотал надзиратель, — если тогда рожали мужчины.

Мы покатились со смеху. Надзиратель обиделся:

— Не читаете вы библии. Здесь же ясно написано: «Авраам родил Исаака…»

Больше надзирателям в нашей камере нечего было делать, и они ушли. Мы облегченно вздохнули. Петр засмеялся:

— Хотите верьте, хотите нет, а у глупости свой ум. И ум этот безошибочен. Ответьте мне, было ли такое, чтобы глупость допустила ошибку и, скажем, распяла не Иисуса, а первосвященника Кайфу, или же вместо Яна Гуса предала огню иезуита Игнатия? Нет! И все же бывает, что и она ошибается. В этом вы убедились сами: не сумела обнаружить марксизм в Ветхом завете. — И Петр открыл библию в середине, где были вшиты страницы «Капитала». — Ну что ж, воспользуемся ошибкой глупости и закончим вчерашнюю лекцию: «Что такое прибавочная стоимость?»

АЛЕКСАНДР

Если бы это сказал кто-то другой, я бы воспринял его слова как неуместную шутку. Но мой сосед по камере Александр не любил шутить. Всегда серьезный, он мог молчать по нескольку дней. Вечно он о чем-то размышлял. Настоящее, прошлое и будущее сплетались в его голове в такие сложные узлы, которые и сам господь бог не смог бы развязать.