Читаем Рассказы о литературном институте полностью

— Я. Точно, — обрадовался Гребенкин. — В 1988 году. На следующее утро радио «Свободная Европа» передало: «Перестройка в России началась с того, что новый сезон в ЦДЛ открывал голый мужик». — Он потер ладони и улыбнулся самодовольно, воспоминания для него были самые сладостные: — Да-а… Были времена… Я в ЦДЛ как в баню приходил, чечетку бил в голом виде… Сейчас каждый дурак мудями потрясет, а тогда это — супер было, подвиг Александра Матросова…

Это действительно Илья Гребенкин знаменитый писатель фантаст оказался. Приехал из Чувашии в очередной раз покорить столицу, удивить и ужаснуть ее своим творчеством, на колени поставить. Чтоб не очень-то московские нос задирали.

А одет по-простому, без пижонства: в выгоревшей футболке с разводами от каторжного писательского труда, на плечах — пиджак замшевый со значком «Почетный донор» на лацкане, в джинсах и кедах без шнурков на босу ногу… А что? На дворе — лето… А так — очень даже хорошо, ветром продувает и париться не надо… А сам по-прежнему бодр, весел, даже слегка надменен.

Тут кто-то из редакции интересную деталь вспомнил:

— Там, кажется, на открытии еще жена Горбачева была?

А им скучно уже в редакции торчать… Все-таки — лето. Все умные давно на Канары слиняли, а они вынуждены париться… А тут, с визитером, — хоть развлечься можно…

— Точно! — Захохотал Гребенкин, рад, что ребята вспомнили. — С женой индийского посла. Они в ложе сидели. Пришли приобщиться к культуре и литературе… Но — ничего, — он свернул увесистый кулак и потряс им. — Я всем показал, что такое настоящая литература, и культура! Отделил зерна от плевел.

— Да, а шума много было…

— А что? — встрепенулся Гребенкин. — Я и сейчас, за настоящую литературу — за фантастику, еще не такое могу отколоть!

— Нет, нет! — испугались в редакции. — Лучше — не надо!

— Ну не здесь же! — миролюбиво улыбнулся Гребенкин.

И стал вспоминать. А вспомнить у него было что. Не всякому такое по плечу — кишка тонка…

— Да-а… Они, ЦДЛовские, только приготовились шторы свои — кулисы распахнуть и открыть новый сезон, а я — тут как тут! Выскочил, как из этой самой… на лыжах, первым на сцену — и открыл! Сам — в пальто, в ботинках, остальное — как в бане… Я в сортире переоделся, засосал коньячку — и на амбразуру… А за сценой переполох страшный поднялся! Никто ничего понять не может, что происходит? Слышу только, бегают туда-сюда табунами…

Я — к народу, к публике: «Спокойно, граждане! Это не ограбление, не захват. Я — такой-то, такой-то, сейчас почитаю вам хорошие стихи». И стал читать им для начала, для разгона, самые простые, фантастические… Пальтишко-то скинул и давай им впаривать, да так громко читаю, с выражением, реву почти…

А эти сзади, руководящие головы-то писательские, мечутся, волосы на голове рвут… То один ко мне выбежит, то другой, а то — все вместе… и Рождественский, и другие знаменитости… Просят почти со слезами, умоляют… А я им фигу за спиной показываю и дальше шпарю…

Потом до «Книги изречений» дошел… Начал сразу с главы «О лишении девственности»… Тут уже Рождественский чуть не на колени встает… «Илья Алексеевич, я как поэт поэта вас очень даже понимаю… Но сейчас уйдите… — А мы потом вам слово обязательно дадим».

«Как же, — думаю, — дадите вы мне, волки, слово… Вы меня сразу — в дурдом или в тюрягу! Вот какое слово вы мне дадите». Если бы не перестройка гребаная, точно бы надолго меня упекли… Так что деваться мне некуда, иду до самого конца… И уже — горю, объят со всех сторон пламенем, как истребитель…

Только успел «Десятиклассниц» прочитать и — бац! — милиция мне руки заломила — и на выход…

А зал буйствует, ликует, не хочет меня отпускать, на бис требует… они еще и не сразу поняли, что-почем? Думали сначала, что — розыгрыш, маскарад, что я закамуфлированный дебил. Раз перестройка, значит юмор в коротких штанишках на сцене очень даже неплохо. И Горбачева, и «послиха», поначалу тоже ладони от восторга отбили… Короче, всем я им выдал, на блюде… Захотели перестройку со свободой? Получайте — в натуральном виде! А на заду у меня еще «СП СССР» написано было… И туда я еще успел пригласить всех желающих…

Потом я и через Бутырку, и через дурдом прошел… Но — ничего. Ни одного седого волоса. Сами поглядите, — и показал всем голову, наклонил… и правда: ни одного седого волоса. Потом улыбнулся — широко, по-дружески: Я и есть — Илья Гребенкин. Будем знакомы!

Так все и познакомились с Ильей Гребенкиным, и в глаза увидели… А то все ни увидеть, ни познакомиться не могли. Хорошо — он сам пришел, он — не гордый. Он — из простых парней, из сельских.

А Гребенкин после рассказа приосанился немного. Он хоть и не гордый, а все-таки писатель-фантаст. А фантасты на дороге не валяются.

— Я вам тут фантастику принес: стихи и прозу. История, так сказать, моей жизни в фантастических образах… Все — новое. Еще нигде не печаталось. Вы — первые будете, — сказал тихо, доверительно… И снял с плеч солдатский вещмешок.

И вынул из него две папки увесистых… Похлопал их любовно и еще сказал — тихо, но твердо:

Перейти на страницу:

Похожие книги