Рассказы о литературном институте

Приехал Старик ненадолго, времени - в обрез, ему - дальше подаваться... Теперь - в Пензу. А ведь надо успеть пообщаться, обо всем переговорить, и - о литературе. Жалуется, что разъезды много времени отнимают, а еще писать надо. Старик - он писатель. Даже псевдоним себе взял - Престолов.

- Хороший, - говорит, - псевдоним?

- Хороший, - говорю, - отчего же плохой? Странный только немного... Взял бы хоть Минский или Полоцкий, все-таки это тебе ближе.

Показал я ему книги, которые его и мои знакомые издали - наши друзья. Он их тоже хорошо знает, не одну бутылку и банку с ними к расстрелу приговорил... Покачал он их на руке, вроде как на вес попробовал...

- Ничего, - говорит, - тяжелые... - И обратно мне протягивает, даже содержанием не поинтересовался.

- Что ж ты, - говорю, - Володя, даже на содержание не посмотрел, не поинтересовался, что такого умного твои знакомые написали?

А он так ответил:

- Я ведь, Саня, чужих книг не читаю. Мне бы свои книги успеть написать да прочитать. Так что уж, извини, - не до чужих.

И я подумал: "А ведь правда, зачем чужие книги читать? Со своими бы успеть разобраться. Жизнь-то коротка. Молодец Старик, что догадался! Я бы сам - ни в жизнь не додумался. А я то, дурак, чужие читал, только зря время тратил".

Похлопал я его по плечу напоследок, ободрил как мог, и он дальше поехал, на этот раз в Пензу, за колесами... Там они вроде недорогие, совсем задешево отдают. Барыш хороший получается.

А потом начальница - она у них колесами туда-сюда вертит - и ему немного деньжат отвалит.

ИЛЬЯ ГРЕБЕНКИН

В "СЕЛЬСКОЙ МОЛОДЕЖИ"

В редакцию журнала "Сельская Молодежь" пришел немолодой парень с веселым огоньком в глазах... Спрашивает с порога:

- Это редакция журнала "Сельская Молодежь"?

- Да, - отвечают ему задумчиво, - это - "Молодежь... Сельская..."

А что ему на конкретный вопрос ответить? Когда-то она была действительно "Сельской Молодежью", а сейчас - непонятно что... И - не юность, и - не старость, и - не молодежь, - неизвесто что... Но уж точно ни в коем случае не сельская. Ничего сельского в ней давно не осталось.

Обрадовался визитер, что попал именно туда, куда надо. Говорит:

- Ну, так я сейчас как раз самый сельский парень и есть! С тех пор как меня из Москвы поперли, а потом и из Караганды - молодая жена с дураками родственниками, так я по сельской местности и шатаюсь... А я ее, жены-то своей неотесанной, в два раза старше был: мне - тридцать два, а ей шестнадцать. Каково? И еще ребеночек пищит... "Ну ладно, - говорю, - мне ваш Карлаг даром не нужен! Нашли дурака..."

Вернулся вначале в Чебоксары, а потом и в деревню перебрался, к матери и к брату Ивану под крыло... Иван-то скотником работает... Так что в деревне пока осел... А какая разница, где на пеньке сидеть? Главное - чтоб видеть далеко. Правильно? Вот и решил я, пока то да се, Москву посетить. Старость меня дома не застанет... - сам усмехается, мнет в руке негустую черную бороду. - Я - Илья Гребенкин. Не слыхали?

Стали вспоминать, жать плечами... Потом кто-то хлопнул себя по лбу!

- Это не тот ли Гребенкин, который в ЦДЛе выступал, открывал сезон?

- Я. Точно, - обрадовался Гребенкин. - В 1988 году. На следующее утро радио "Свободная Европа" передало: "Перестройка в России началась с того, что новый сезон в ЦДЛ открывал голый мужик". - Он потер ладони и улыбнулся самодовольно, воспоминания для него были самые сладостные: - Да-а... Были времена... Я в ЦДЛ как в баню приходил, чечетку бил в голом виде... Сейчас каждый дурак мудями потрясет, а тогда это - супер было, подвиг Александра Матросова...

Это действительно Илья Гребенкин знаменитый писатель фантаст оказался. Приехал из Чувашии в очередной раз покорить столицу, удивить и ужаснуть ее своим творчеством, на колени поставить. Чтоб не очень-то московские нос задирали.

А одет по-простому, без пижонства: в выгоревшей футболке с разводами от каторжного писательского труда, на плечах - пиджак замшевый со значком "Почетный донор" на лацкане, в джинсах и кедах без шнурков на босу ногу... А что? На дворе - лето... А так - очень даже хорошо, ветром продувает и париться не надо... А сам по-прежнему бодр, весел, даже слегка надменен.

Тут кто-то из редакции интересную деталь вспомнил:

- Там, кажется, на открытии еще жена Горбачева была?

А им скучно уже в редакции торчать... Все-таки - лето. Все умные давно на Канары слиняли, а они вынуждены париться... А тут, с визитером, - хоть развлечься можно...

- Точно! - Захохотал Гребенкин, рад, что ребята вспомнили. - С женой индийского посла. Они в ложе сидели. Пришли приобщиться к культуре и литературе... Но - ничего, - он свернул увесистый кулак и потряс им. - Я всем показал, что такое настоящая литература, и культура! Отделил зерна от плевел.

- Да, а шума много было...

- А что? - встрепенулся Гребенкин. - Я и сейчас, за настоящую литературу - за фантастику, еще не такое могу отколоть!

- Нет, нет! - испугались в редакции. - Лучше - не надо!

- Ну не здесь же! - миролюбиво улыбнулся Гребенкин.

И стал вспоминать. А вспомнить у него было что. Не всякому такое по плечу - кишка тонка...