Рассказы о Ленинграде [1984, худож. С. Яковлев]

Стоять бы ему там и стоять, да пожар 1747 года по-своему распорядился. От «Готторптского чуда» остались только железные обручи… Долго разглядывал их англичанин Скотт, но взяться за восстановление глобуса отказался. «Сие невозможно», — ответил он пригласившим его русским ученым.

Не рискнул английский инженер сотворить чудо — рискнул русский механик Тирютин. Помог ему другой русский — Андрей Нартов. И в 1754 году глобус-великан вновь принял посетителей. Только стоял он уже не в башне Кунсткамеры, а в специально построенном домике на Коллежском лугу, рядом с университетом.

Но и на этом «путешествия» глобуса не закончились. Минуло чуть более шестидесяти лет, глобусный домик обветшал, начал разваливаться, и в 1829 году глобус перевезли в Таможенный переулок, где располагался тогда Академический «музеум». В начале нашего века его увезли еще дальше — в Царское Село (ныне город Пушкин). Там его и застала Великая Отечественная война. Когда войска Ленинградского фронта в январе 1944 года освободили город поэта, глобуса там не оказалось. Нашли его лишь 3 года спустя — в немецком городе Любеке. Оттуда морем доставили в Архангельск, и тогда уже на огромной специальной железнодорожной платформе снова привезли в Ленинград.

Весною 1948 года в башне Кунсткамеры прорубили большой проем, с помощью блоков подняли на высоту пятого этажа глобус-«путешественник» и водрузили его в «собственную квартиру».

По старой памяти кое-кто еще называет это музейное чудо Готторптским глобусом. Наверное, это несправедливо. Ведь тот голштинский подарок погиб в огне пожара, а этот, новый, глобус создан русским мастером Тирютиным. И второе его имя — Большой Академический глобус, конечно, более правильное.

Коли уж забрались мы по узким винтовым лестницам на башню Кунсткамеры, не будем спешить покидать ее. Не одним только глобусом знаменита башня, а и многими научными открытиями. Когда-то, более двухсот лет назад, из окон ее наводил на небо свои «ночезрительные трубы» великий русский ученый Михаил Васильевич Ломоносов.

26 мая 1761 года многие астрономы Европы направили свои трубы на Солнце. В тот день солнечный диск должна была пересечь планета Венера. Ждал этого момента и Ломоносов. Среди тысяч звезд Венера отыскалась легко. Вот она плывет, плывет к Солнцу, приближается, приближается и… Что это? В месте сближения Солнце начало тускнеть! До этого оно выглядело совершенно чистым, а тут вдруг стало мутноватым… Почему? Размышлять нет времени, хронометр отсчитывает секунды. Венера спешит оставить диск дневного светила, вот уже покидает его и… «Последнее прикосновение заднего края Венеры к Солнцу, при самом выходе, было тоже с некоторым отрывом и с неясностью солнечного края», — записывает ученый в журнале наблюдений.

Оторвавшись от стола, он вышагивает по комнате, на полу которой нарисован большой меридианный круг. Одна из линий, пересекающих круг, точно совпадает с меридианом, на котором стоит здание Кунсткамеры (теперь бы мы сказали: с Пулковским меридианом). Что же произошло там, на небосводе? Какую тайну хранит Венера?..

Вскоре Ломоносов выступил со статьей «Явление Венеры на Солнце». Подробно рассказав обо всем увиденном, он сделал вывод, «что планета Венера окружена знатной воздушной атмосферой, таковой, какова обливается около нашего шара земного». Сколько Ломоносов вытерпел ругани в свой адрес, и сосчитать нельзя, а ведь прав оказался: позднейшие исследования ученых подтвердили его правоту.

Да разве только это открытие было сделано им в башне Кунсткамеры?

На заре нашего века все газеты мира писали о том, что американский ученый Хелл пришел к окончательному выводу: пятна на Солнце не что иное, как гигантские вихри раскаленных газов. Честь и хвала ученому! Жаль только, не читал он, видимо, трудов Ломоносова. Тот еще за полтора века до «открытия» Хелла писал о Солнце:

Там огненны валы стремятся
И не находят берегов,
Там вихри пламенны крутятся,
Борющись, множество веков;
Там камни, как вода, кипят,
Горящи там дожди шумят.

А теперь представьте на минуточку то время, когда над городом возвышалась одна-единственная башня науки и тянулись к небу десятки колоколен, колоколенок и церковных куполов. Сколько из-под этих куполов проклятий в адрес башни Кунсткамеры летело! Сколько кляуз на Ломоносова писалось царице! Иные, особо яростные церковники старались здание Кунсткамеры вообще сторонкой обойти, а уж коли этого не удавалось сделать, то, проходя мимо него по набережной, трижды плевались и осеняли себя крестным знамением. Но и Михайло Васильевич не сдавался. Церковники в церквах учение Коперника проклинали, а он стихи писал: