Среди деревьев и кустов выделили место для пастьбы коров. Поскотину огородили, чтобы скотина могла бродить сама по себе, не отвлекая крестьян на пастьбу. Лошадей ребятишки угоняли в ночное, их пасли сами. Но чаще всего лошадей стреножили и отпускали бродить по деревне. Берега речки густо заросли ивняком, служившие Ивану сырьём для его изделий.
Навстречу Мишке выбежал его давний дружок Петька. Он тоже был в лаптях, в перетянутой бечевой шубейке, с такими же санками. Ещё издали Мишка громко прокричал дружку: «Поехали кататься с горки! Я вот до тех кустов докачусь, спорим».
– Там опасно, лёд очень тонкий. С крыши уже неделю как капает, – остудил его пыл Петька. Только Мишке удалось пару раз докатиться до кустиков на том берегу, и он хотел похвастаться своим умением дружку. Зимой они всей ватагой катались, но прокатиться до того берега не у кого не получалось. Тогда Мишка догадался и перевернул санки задом наперёд, верёвочку протянул между полозьями, чтобы она не мешали при катание. Сам отступил на три шага и с разбега заскочил на санки. Сейчас он сделал именно это, санки стремительно понесли его через широкое белое полотно реки. Мальчик уже торжествовал победу, но неожиданно санки пробили лёд, и ледяная вода мигом добралась до его колен, смочила онучи и лапти.
– Ты только сразу не вставай! Ты перевернись набок и скатывайся на крепкий лёд. Дружок бежал на выручку. Немного не добегая до полыньи, он лёг на живот и за верёвочку вытащил санки из воды. У Мишки от холода стучали зубы, ноги заледенели.
– Попадёт тебе от мамки и тятьки, он тебя непременно выпорет. Мне вот попало, думаешь, я не пробовал, тоже искупался. А ты можешь у бабушки Марфы с дедом Митрофаном спрятаться, там обсушиться и домой прийти уже сухоньким.
Мишка согласно кивал головой. Он, неуклюже переступая отяжелевшими лаптями, поспешил к дому, а приятель тащил за ним его и свои санки.
У бабушки
Изба, куда мальчики зашли, была очень похожа на Мишкину. Тоже дощатый пол и стол, широкие лавки и палати, икона Богородицы в переднем углу. Печка занимает почти треть избы. Сгорбленная старушка в белом платке и цветном фартуке, мать Марии, встретила их у порога.
– Что, искупался! А я смотрела за вами из окна, наблюдала. Скидывай всё с себя, быстрей скидывай и мигом на печку, недавно только протопила, ещё остыть не успела.
Она сама, не дожидаясь, пока внук замёршими руками расшнурует лапти, скинет онучи, раздела Мишку, подтолкнула его на печку. Там уже лежал дед Митрофан.
– Тоже заболел, – говорила хозяйка, отжимая онучи и ставя их вместе с лаптями на просушку. – Дед не по своей глупости заболел, болезнь сама к нему привязалась, видимо, за грехи наши. Ты постучи там по стенке, сильнее постучи, пусть болезнь испугается и убежит. А я помолюсь за вас обоих.
Петька тоже решил помолиться, он встал рядом с хозяйкой на колени и зашептал молитву. Мишка не верил, что громким стуком по стене можно испугать болезнь, а молитва поможет вылечиться. Но бабушка попросила, и он выполнил её просьбу. Рыжий кот ничему не верил, он тёрся о ноги молящихся, а потом запрыгнул на печку.
– Бабушка, у нас корова отелилась, – Мишка согрелся, ему надоело молча лежать рядом со спящим дедом, которого не разбудил даже его стук.
– Отелилась? Тёлочка? Вот и хорошо! Слава те Господи.
– Да и с белым пятном на лбу и с широкими рёбрами. Рано утром мать с тятей её в избу занесли, я ёще с братьями спал на полатях. И Наташка тоже спала на лавке.
– А у нас корова ещё недели две назад отелилась – вспомнила бабушка – вынесли уже обратно в хлев. А дед всю ночь караулил, когда корова у нас телиться будет. А я пошла утром корову кормить и увидела, что телёночек рядом с коровой стоит. Бурёнка наша сама отелилась, без нашей помощи.
Старик зашевелился, пояснил, что ночью двери в хлев он не открывал, боялся выстудить. За дверью просто прислушивался, всё было тихо.
Он попросил истопить ему баньку. Сквозь сон он слышал и стук, и молитву, но не надеялся на них. Марфа согласно закивала головой, намереваясь вместе с мужем попарить и внука. Тогда, может быть, и молитва быстрее поможет. Она угостила мальчиков, сушёными в печи парёнками, это разрезанный на дольки турнепс. Сначала кусочки турнепса плотные, постепенно размягчаясь, они наполняют рот тягучей сладостью.
– Ты не говори родителям, что искупался. А то мать тебя непременно выпорет. Тятька нет, он у тебя добрый, а мать строгая, вот так и выпорет.
Мишка облегчённо вздохнул, он, конечно, не скажет, только бы бабушка, дед да Петька не проболтались. Тятька у них и правда добрый, но и мать не злая. Иногда только шлёпнет рукой по мягкому месту, а ремнём не выпорет.
Ночной разговор