Вот и день отъезда… В дорогу надо трогаться «с места».
— Садитесь-ка все! — командует бабушка.
Посидели. Первой встала бабушка. Встала и перекрестилась, обняла внука, поцеловала крепко, смахнула ладонью слезу. Прощаемся и мы. Все четверо выходим из дома.
Несколько лет назад вот так же мы провожали совсем маленького Сергея в приют. Тогда все были огорчены. Сейчас все сложнее: и жаль расставаться, и радостно за него.
Проходим несколько кварталов и снова прощаемся. Сергею надо зайти в приют — повидаться с Юлией Константиновной, выслушать ее наставления, взять документы.
Оттуда он с попутчиком отправится на пристань Цепочкино, чтобы сесть на пароход.
Сергей уходит от нас быстрой и легкой походкой. В правой руке у него корзиночка, на левой — пальто; фуражка, как всегда, примостилась где-то на затылке.
Оглядывается раз, другой. Машет нам фуражкой и скрывается за углом.
А мы идем домой все-таки очень огорченные…
Теперь нам надо ждать вестей: как-то доедет, как-то устроится.
…Направляя воспитанника Уржумского дома призрения Сергея Кострикова в Казань на учение, председатель совета благотворительного общества, надзиратель акцизных сборов Виктор Федорович Польнер писал начальству механико-технического училища:
«…Означенного С. Кострикова я обязуюсь одевать по установленной форме, снабжать всеми учебными пособиями и своевременно вносить установленную плату за право-учение. Жительство он будет иметь в квартире моей родственницы, дочери чиновника, девицы Людмилы Густавовны Сундстрем.
Даю ручательство в правильном над Сергеем Костриковым домашнем надзоре и в предоставлении ему для учебных занятий удобств…»
Сергей повез с собой адрес Людмилы Густавовны и записку Польнера к ней. Но одно дело — записка, договоренность и все прочее, другое — как все это получится. Это очень волновало бабушку, беспокоились и мы. Беспокоились и ждали весточки от Сергея. Но письма долго не было.
Наконец оно пришло. Читаем его вслух, несколько раз.
Сергей сообщает, что доехал хорошо. В училище принят. Поселился, как и предполагалось, у Людмилы Густавовны. Устроился неплохо. Казань — город очень большой. Он скучает, но это скоро пройдет.
Ему, видно, не придется писать домой часто. Марки, оказывается, не так уж дешевы. Советует справляться о нем у Юлии Константиновны, ей он тоже изредка будет посылать письма.
У бабушки отлегло от сердца: доехал, устроился…
Однако это только казалось, что он устроился неплохо.
Сундстрем приняла Сергея в свой пансион за небольшую плату.
В ту зиму в пансионе — каждый год он размещался в другой квартире — были кухня и три комнаты. В одной жили мальчики, в другой — девочки, сама хозяйка спала в столовой.
Сергея поселили на кухне. Была у него там своя кровать и небольшой стол.
Заниматься он мог, когда заканчивался ужин и кухарка, перемыв посуду, уходила.
Сергею было в этом пансионе не по себе. Во-первых, он был здесь на положении «бедного мальчика», которого из милости приютили на кухне. Во-вторых, Сергей чувствовал и понимал, какая огромная разница между ним, учившимся на медяки, и остальными обитателями пансиона — детьми обеспеченных и очень обеспеченных родителей. Подружился он только с одним соквартирантом — сыном врача гимназистом Владиславом Спасским.
У себя в училище он нашел много друзей, близких ему и по положению и по взглядам на жизнь.
Осенью 1902 года он не вернулся в пансион. Сергей рассудил: пусть станет хуже, труднее, зато он освободится от унизительного чувства.
Три года прожил Сергей в Казани — с 1901-го по 1904 год. Три учебных года в механико-техническом училище — это время его непрерывной борьбы с нуждой.
Самым тяжелым, пожалуй, оказался тот учебный год, когда Сергей был во втором классе. Иногда его материальное положение становилось просто отчаянным.
Почему?
Совет общества благотворителей, согласившись учить Кострикова за свой счет, дал училищу обязательство одевать подопечного по установленной форме, снабжать всеми учебными пособиями и своевременно вносить плату за обучение. Кроме того, совет постановил высылать Сергею ежемесячно по пяти рублей.
Так все сначала и было. Решение совета выполнялось, и Сергей жил в условиях, в какой-то мере сносных.
Но финансовые дела общества целиком зависели от щедрости уржумских толстосумов. Пожертвуют купцы на сирот во спасение своих грешных душ — будут в обществе деньги, не пожертвуют — касса совета опустеет. Не спасали в таких случаях ни благотворительные спектакли, ни концерты, ни лотереи в пользу общества.
Именно так получилось и в этот раз. Прошло некоторое время, и совет отказался выплачивать Сергею пятирублевую стипендию. Пошел на попятную и в выполнении других своих обязательств. Наконец обратился в механико-техническое училище с такой просьбой: