Развернув однажды страницы газеты «Терек», я прочла статью без подписи, но по стилю сразу же определила, что она написана Сергеем Мироновичем. Я спросила у Марии Львовны, верно ли мое предположение. Оказалось, что я не ошиблась — это действительно была его статья. Когда Сергея Мироновича арестовали, в Дербенте стали менее охотно покупать газету — она заметно побледнела, потеряла ту остроту, которую придавали ей статьи за подписями «Киров», «С. Миронов», «Сер-Ми».
В БОРЬБЕ ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ
М. Д. Орахелатвили
ВСЕГДА НА ВАЖНЕЙШИХ УЧАСТКАХ
В первый раз я увидел Кирова на трибуне. Это было в мае 1917 года во владикавказской объединенной организации социал-демократов, куда я приехал с германского фронта. Председатель организации меньшевик Скрынников произнес приветственную речь по поводу вхождения социал-демократов в министерство Временного правительства. От большевиков выступал Киров. Его встретили напряженным молчанием. Большинство организаций в то время шло за меньшевиками.
На трибуну вышел невысокого роста человек в черной рабочей куртке, человек спокойный и уверенный в себе. Он начал говорить грудным, низким голосом, спокойно, без лишних жестов, без аффектации, так, что я сам не заметил, когда именно его речь захватила внимание, приковала к себе, завладела всеми присутствующими.
По мере того, как он говорил, он все больше и больше жестикулировал. И это был не ораторский прием, это было выражение неисчерпаемой энергии и непоколебимой веры в свое дело. Нарастало чувство, которое шло из самого нутра. Он клеймил предательство соглашателей, он не оставлял камня на камне от сладеньких выступлений меньшевиков.
Когда собрание кончилось, я познакомился с Кировым. Передо мной был простой, скромный человек.
— Приехали работать с нами? Хорошо. Завтра большой митинг. Выступим вместе с балкона реального училища.
С первого же дня Киров захватил меня своей энергией, окунул меня в атмосферу напряженной борьбы. Надо вспомнить, что представлял собой в то время Владикавказ. Явные контрреволюционеры выжидали только удобного часа, чтобы вернуться к власти. Националисты и политиканы всех мастей. Меньшевики, пытающиеся завладеть доверием рабочих. Басни о коммунистах как о немецких шпионах…
Киров развивал бешеную энергию. Не было буквально пи одного дня без его выступлений, бесед, выездов к рабочим. Авторитет среди рабочих был у него огромный. Громадный опыт подпольной работы, обширный теоретический багаж, который он не переставал накапливать даже в самые тяжелые годы борьбы, беззаветная преданность партии и политическое чутье — вот что обеспечивало ему этот авторитет. Весь стиль работы Кирова был такой же простой и цельный, как стиль его выступлений. Ни одного лишнего жеста.
Расколоть или завоевать организацию? Это был основной вопрос, который в ту пору, летом 1917 года, надо было решить в нашей борьбе с меньшевиками. Киров стоял на той точке зрения, что организацию надо завоевать. Опираясь на мастерские и завод, развивая бешеную энергию, увлекая за собой остальных большевиков Владикавказского комитета, Киров добился того, что осенью 1917 года на городском собрании организации из пятисот человек только восемь остались на платформе меньшевизма.
Завоевав большинство в городах и рабочих поселках, мы еще были очень слабы в сельских местностях, в кавказской деревне. В этом вопросе Киров показал свое умение проявлять политическую гибкость. Нужно было найти приводной ремень к крестьянским массам. И этот ремень был найден. В Осетии организовалась крестьянская партия «керменистов», названная так по имени легендарного осетинского героя Кермена. Программа у этой партии была несколько путаной, но это не смущало Кирова[7].
«Все равно они придут к коммунизму», — говорил он. Киров безгранично верил, что рано или поздно все трудящиеся объединятся под знаменем коммунизма. Время показало, как он был прав.
1917 год, проведенный мною вместе с Кировым, навсегда останется в моей памяти. Сколько раз мы собирались у него в небольшой комнате, заставленной книгами! У Кирова была громадная библиотека. Он любовно берег книги, собирая у себя лучшие издания и часами просиживая за чтением.
Он работал в то время в газете «Терек». Газетка была беззубая, беспартийная. Киров первым поднял вопрос о том, что нам, большевикам, нужна своя печать. Средств у нас не было, если не считать скромных членских взносов. Но, воспользовавшись типографией «Терека», Киров добился того, что рядом с беспартийным «Тереком» выросла наша большевистская газета «Красное знамя».
Налет контрреволюционной дикой дивизии на Совет в конце 1917 года и вспыхнувшая гражданская война разлучили меня с Кировым до 1920 года. Восемнадцать месяцев я провел в тюрьмах меньшевистской Грузии. А Киров в это время во главе XI армии участвовал в разгроме деникинских банд.