Рассказы о Кирове

Летом 1910 года ко мне пришел знакомый железнодорожный рабочий Серобабов и сказал, что меня хочет видеть один товарищ, подпольщик. Он говорил о Кирове, который жил во Владикавказе нелегально. После некоторых предварительных расспросов было решено встретиться втроем (Киров, Серобабов и я) вечером в Пушкинском сквере. Здесь я впервые познакомился с Кировым. Он спрашивал меня, что я делаю, имею ли какую-либо связь с рабочими, веду ли в Осетии подпольную революционную работу. В результате нашей беседы Киров сказал, что необходимо организовать работу, хотя это и представляет в настоящих условиях огромные трудности. Условлено было, что сноситься мы будем через Серобабова и что Серобабов свяжет меня с рабочими мебельной фабрики братьев Маевских и рабочими пекарен. Киров предупреждал меня, как недавно вернувшегося из ссылки, что я должен быть особенно осторожен, так как при малейшей оплошности я провалю все дело.

И вот Серобабов стал часто заходить ко мне под видом клиента (я был помощником присяжного поверенного и занимался адвокатурой).

Осенью 1910 года в одно из воскресений была назначена массовка в лесу у Сапицкой будки. Явилось человек пятнадцать рабочих. Народу, как обычно в воскресные дни, в лесу было много, так что появление наше никого не удивило. Прошли в лес, поднялись в гору. Киров выступил с речью. Он говорил простым, понятным для рабочих языком, с большим подъемом. Из его речи я особенно запомнил его слова о том, что «к услугам эксплуататоров для собраний и заседаний — клубы, большие залы, а для рабочих, как видите, — медвежьи берлоги». Выступило еще человека четыре рабочих; говорили они о своих нуждах. Рабочие задали Кирову много вопросов и получили на них ясные ответы.

Через некоторое время выяснилось, что за моей квартирой установлена слежка, поэтому мне было рекомендовано ограничиться только приисканием квартир для необходимых встреч. Поручение это я мог выполнить успешно благодаря обширному кругу знакомых среди осетин, живших во Владикавказе.

Одну из встреч для Кирова с двумя приезжими из города Грозного я устроил под видом угощения моих знакомых адвокатов традиционным осетинским пирогом в доме некоего Дзугутова на Тенгинской площади. Разговор шел о забастовке в Грозном.

С осени 1910 года я ушел в работу среди осетин: Осетинское издательское общество, Общество распространения технических знаний среди горцев и т. д. Мы с Кировым в этот период встречались очень редко, тем более что в 1911 году Киров был арестован. До ареста у него на квартире был произведен обыск в его отсутствие. Как мне говорил Костя Гатуев, Киров и он наблюдали за этим обыском из противоположного дома. Затем все-таки Киров был арестован.

После этого я встретился с Кировым в 1917 году, после Февральской революции, когда Киров развернул огромную работу и проявлял удивительную энергию. Не проходило ни одного дня без его выступлений. В начале 1917 года во Владикавказе существовала объединенная социал-демократическая организация. Большевики вели жестокую борьбу с меньшевиками. Не было ни одного заседания, нп одного собрания, ни одного митинга, где бы Киров не выступал с разоблачением меньшевиков и их предательской политики. К осени 1917 года почти вся организация была завоевана большевиками. На общем городском собрании организации меньшевики предложили своим сторонникам покинуть собрание; ушло человек восемь, вся остальная масса осталась.

По инициативе Кирова летом 1917 года был создан партийный орган «Красное знамя». Ожесточенную борьбу большевикам приходилось вести с эсерами: и по городу и в Совете рабочих и солдатских депутатов.

Шла борьба за завоевание большинства в Совете. Роль Кирова в этой борьбе огромна. Уже в декабре 1917 года Совет рабочих и солдатских депутатов стал подлинно большевистским.

В июне 1917 года два стрелковых полка, находившихся в то время во Владикавказе, спровоцированные своим офицерством, расстреливали на улицах города встречавшихся им ингушей. Это вызвало чрезвычайное раздражение среди ингушского населения. Ингуши из окрестных аулов угрожали наступлением на Владикавказ. Чрезвычайно большие усилия употребил Киров, чтобы, во-первых, парализовать работу провокаторов среди солдат стрелковых полков и, во-вторых, успокоить ингушей и убедить их в том, что виновные в расстрелах будут наказаны и что впредь подобные явления не повторятся.

Киров с особым вниманием относился к осетинской революционной организации «Кермен», объединявшей горскую бедноту. Некоторые товарищи указывали ему на то, что программа этой партии не коммунистическая, то есть что эта организация не чисто большевистская. Он зло высмеивал этих товарищей, называя их буквоедами. Он спрашивал у них: «Как действует эта организация? С кем она практически идет: против нас или с нами?» И сам же отвечал этим товарищам: «Она с нами, она возглавляет бедноту, ею руководят коммунисты».