Рассказы о чудесном

А у профессора мать с отцом были геологами, они оставили после себя коллекцию горных пород с вкраплениями драгоценных кристаллов и недешёвые камушки в природном, неотесанном виде. Профессор вошел с коллекцией в тесный контакт и увидел, что в грубой породе, где завелись драгоценные камни, происходит психический сдвиг, игра враждебных миров, агрессия воспаленного воображения, которое затмевает, вытесняет и замещает любую реальность. Драгоценности рвутся прочь из грубой породы, а она их держит бульдожьей хваткой. С одной стороны — алмаз или сапфир, а с другой — грубая масса исходной материи. Обостряется их психическая вражда осенью и весной, когда у них начинаются слуховые и зрительные галлюцинации, отдающие приказы спасаться бегством и догонять. Тогда куски коллекции падают с полок, а некоторые прячутся, раскатившись по углам, и там пропадают на какое-то время, но потом возвращаются сами на должное место.

Профессор тихо ушел с работы и совсем не хотел о ней вспоминать. Если кто-нибудь из лаборатории развития старых или новых проблем вдруг узнавал его где-то на улице и хотел задать ему дежурный вопрос «Как дела?», он изображал из себя невменяемого бомжа и ложился на землю, спиной к зрителям, — такой вот артист! И надо сказать, что все настоящие ученые, которых я знала, были (в отличие от «хорошо мотивированных сотрудников»!..) большими артистами, вписанными в свою пьесу не хуже Гамлета.

Профессор сказал дома жене и детям, что теперь он работает в ещё более секретной лаборатории развития поиска новых проблем, чтоб, когда эти новые проблемы найдут, развивать их в полную силу. Но звонить в эту лабораторию запрещено. Теперь приносил он домой зарплату в пятикратном размере, а сам снял дачку в престижном месте, где лечил он очень успешных граждан от буйного и тихого помешательства. Коллекцию этих граждан поворачивал он лицом к коллекции камней, и они смотрели в каждый камень, как в зеркало. И каждый камень смотрел в них, как в зеркало. И оно помогало. Очень.

Внимание!.. Мельчайшую долю секунды идет луч от зеркала до глаза. И пока он проходит свой путь, чтобы нам свое отражение видеть в зеркале, — за эту мельчайшую долю секунды в нас нечто меняется на клеточном уровне. В этом смысле мельчайшая доля секунды огромна и вполне достаточна для самых таинственных перемен.

Со временем камни стали играть прелестную музыку и подавать желающим кофе и булочки из французской кондитерской, а также другие напитки без вредных привычек. Иногда какой-нибудь камушек говорил профессору шёпотом: «У третьего справа — нефрит». И тогда профессор давал ему зеркало из нефрита. Все камни в коллекции обожали книжечку о камнях того Куприна, что сочинил «Яму». Им вообще нравился этот писатель, а также «Каменный гость» Пушкина. Один больной гражданин сказал сдуру: «Душа — не камень!» Так они его чуть не грохнули, вся коллекция камней в него полетела, потому что у камня — живая душа, Психея и психика.

Однажды кто-то из прежних начальников, пережив тридцать три покушения с отстрелом колена, пришел к профессору полечиться. На этот случай у профессора были борода и усы для приклейки, парик с ирокезом и запасной голос.

Начальника мучили галлюцинации, шорох шагов за спиной, первые в мире открытия, им уничтоженные, особенно звездолёты. В свете развития новых проблем возник бешеный, сумасшедший спрос на такие кастрюльки-ядоварки, которые могли бы варить ядовитое прошлое. И под его руководством лаборатория создала и поставила на поток эти кастрюльки.

По чьей-то идее, всенародная выпивка ядовитого прошлого должна была бы крепить иммунитет и способствовать ядоустойчивости в светлом будущем. Но враги этого научного метода утверждали, что эти кастрюльки варят нам ядовитое прошлое, чтоб отравить наше светлое будущее. И они постоянно стреляли в начальника этой лаборатории, жгли его утюгами, громили его научную базу, не говоря уж о производственной. Одна нога у него не сгибалась, другая постоянно дрожала, отбивая чечётку в стоячем, сидячем и лежачем виде. Днём и ночью гвоздили его наваждения, навязчивые кошмары. Он даже стал выпивать. Из кастрюлек. Но выпивка ядовитого прошлого не помогала. Совсем.

Камни смотрели в него и туманились, некоторые плакали. Он тоже смотрел в них и туманился. Туманился и туманился. Ему помогло, и он в тумане исчез. Растворился в тумане развития новых проблем. Кусок породы с аметистовой щёткой послал ему в колено свой зеркальныи луч, солнечный зайчик, пускай скачет. Теперь его колено сгибается и само стреляет в противника сзади и спереди, где бы он ни таился.

Лаборатория развития новых проблем сгорела, вся подчистую. По вине электропроводки. Там теперь Собор Парижской Богоматери. Но как раз возле дачки, на которой профессор противоядно работает, открылась лаборатория развития ещё более новых проблем, потому что проблемы очень быстро стареют, изнашиваются, приходят в негодность и вывозятся с мусором.