Рассказы из сборника "Дождь прольется вдруг"

- Нет, правда, - настаивала она. - Это многое облегчило бы - в бюрократическом смысле, в социальном. Мне кажется, я смогла бы прожить с Дарреном всю жизнь и без этого - он так хорошо меня понимает. Но кое в чем брак может оказаться полезным - при получении ссуды за дом… переезде в другую страну… при появлении детей, наконец.

- Детей? От Даррена? - я уже начал гадать, удастся ли мне без спешки присесть на что-нибудь, не показав при этом, что мне нужно спешно на что-нибудь присесть.

Она пожала плечами:

- Как знать? Из гомосексуалистов получаются хорошие отцы. А хорошего отца найти не легко. В общем, поживем - увидим.

Садиться я все-таки не стал, просто ушел. Никогда еще  на моей памяти произнесенные женщиной слова не причиняли мне такую боль, даже в пору развода. Я вышел на улицу и принялся что было сил зазывать прохожих, заманивать их в наше заведение льстивыми посулами и взглядами  глаза в глаза.

 - Давайте, заходите, и девушку берите с собой, ну же, заходите, лапуля, не стесняйтесь, у нас теперь девяностые, а вы - совсем уже взрослая девушка.

Следующие два дня дались мне нелегко, но, как это ни странно, Карен, посвятив меня в свои планы на будущее, снова стала обходиться со мной тепло и по-дружески. Ей казалось, что я плохо выгляжу, она тревожилась насчет того, правильно ли я питаюсь, ходила со мной  на ленч. Спорила  она со мной так же живо, как прежде, однако теперь в ней стала проступать странная нежность , потребность меня защитить. Я же, радуясь возможности побыть с ней подольше, провожал ее на поезде до дому - и она позволяла мне это.

- Теперь все намного грубее, - говорила Карен, - чем хочется думать людям вроде вас. (Разговор опять шел о книгах, о том, что время их давным-давно миновало.) - Общение происходит на куда более элементарном уровне. Письменность стала бесполезной, ныне она годится разве что для подписей к соблазнительным картинкам.

- А письма?

- Какие письма?

- Письма, которые люди пишут друг другу.

- Я писем не пишу. Да и кому нужны письма? Самое главное происходит, когда люди встречаются лицом к лицу, смотрят друг другу в глаза. Ты можешь писать человеку десяток лет, а после встретиться с ним и за пять минут понять, что никакие отношения между вами не возможны. И то, что ты десять лет наполнял письма разными пустяками, ничего  не изменит.

- А зачем же писать только о пустяках? Можно писать и о чувствах.

- Да ладно тебе, какие в письмах чувства? Бумага да чернила - вот и все. Известно ли тебе, сколь многие женщины писали своим мужчинам длинные, наполненные самыми разумными доводами письма, объясняя, что все кончено, - и при первой же новой встрече слипались с ними, точно магниты!

- То есть, ты считаешь, что людям удается понять друг друга, лишь разговаривая с глазу на глаз?

- Да нет, это тоже фигня! То, что происходит на деле, гораздо грубее. Язык - всего лишь средство, которое позволяет удерживать внимание людей. Если ты умолкаешь,  люди отводят от тебя взгляды, а если они отводят взгляды, становится невозможно добиться от них того, что тебе требуется.

- Карен, Карен, - сказал я, ошеломленно покачивая головой, - ведь это я рекламщик. Предполагается, что я должен быть циником.

Она соорудила на лице недовольную гримаску и неожиданно, в одно  рассерженное  движение, стянула с себя  через голову свитер. Впрочем, говоря «неожиданно», я должен все же признать, что вечер стоял отвратительно жаркий, а в вагоне было не протолкнуться от пассажиров - час пик. Тела их источали еще и добавочное тепло: я и сам потел в моей куртке зазывалы. Поступок Карен был неожиданным в том смысле, что я никогда еще не видел ее в одном только лифчике. Может, это был и не лифчик, а какая-то имитирующая его модная одежка, мне об этом судить трудно, я могу сказать лишь одно - одежка эта просвечивала. Однако никто из пассажиров поезда, похоже, ничего неподобающего в поступке Карен не увидел. Ну а меня точно током ударило. Месяцы постоянного созерцания подробнейших половых актов и голых неведомых мне  телес ни в малой мере не подготовили меня к потрясению, вызванному мягкими голыми плечами Карен, ее голым подвздошьем и покрытым пушком, блестящим от пота животиком, поднимавшимся и опадавшим под ребрами.