– Вы задали старшему лейтенанту нужный вопрос,– сказал следователь.– Четыре тысячи… По-моему, Калгашкина хотела всех убедить, что большую часть денег для паевого взноса дали родители… Видимо, доходы у нее, мягко выражаясь, не совсем законные, вот она и решила замаскировать их. Владимиру Гордеевичу этим тоже нужно заняться по линии магазина «Овощи-фрукты». Я говорю «тоже» потому, что меня прежде всего волнует: якобы Калгашкина переплатила за получение квартиры пять тысяч. Попахивает взяткой…
– Помните, она жаловалась Бобошко, что из-за Бабаева ей пришлось еще дать кому-то две лишние тысячи?
– Не знаю, можно ли так безоговорочно верить этому парню,– высказал я свои сомнения.– Да и говорил он с Бабаевым, кажется, не совсем трезвый.
– Можно,– с уверенностью произнес Орлов.– Я с Юрой уже беседовал. На этот раз парень был совершенно трезвый и повторил почти слово в слово то, о чем писал в редакцию и говорил вам учитель географии.
– А не сводит ли Бобошко счеты с Калгашкиной?
– Нет, Захар Петрович, не похоже. Вообще, он производит неплохое впечатление. По-моему, Бобошко такой, как его характеризует Бабаев. Честный, искренний. Но какой-то потерянный, надломленный… Я помог ему устроиться лаборантом в санэпидстанцию. Пока ему там нравится… Так вот, мы с ним часа четыре беседовали. Между прочим, Юра очень скоро разобрался, что за женщина Калгашкина, и расстался с ней. Хотя она до сих пор заманивает его к себе.
– Это так,– подтвердил старший лейтенант.– Домой Юре звонит и через приятелей передает…
– Вы бы слышали, Захар Петрович, как Бобошко возмущался,– продолжал Орлов.– Рассказывал, что однажды полдня провел в магазине Калгашкиной. Вы, говорит, товарищ следователь, не поверите. К ней все время приходят блатовики. С черного хода. Калгашкина отпускает им дефицит. Она ведь и заведующая, и продавец. В магазине, кроме нее, только еще один продавец, уборщица да грузчик… За свой дефицит она имеет из-под прилавка в других магазинах разные вещи, деликатесы, книги. Представляете, собрание сочинений Фенимора Купера достала, три комплекта. Бобошко спрашивает Калгашкину: зачем? Она ему отвечает: комплект диспетчеру автобазы, чтобы у магазина не было перебоев с транспортом; комплект дочери директора совхоза, чтобы зелень всякую и овощи отпускали в первую очередь, посвежее и побольше. Третий – пригодится…
Я вспомнил, что жена частенько сетовала: в городе бывает невозможно купить помидоров или огурцов, а у Калгашкиной – пожалуйста…
– Так вот,– продолжал тем временем следователь,– этот Бобошко считает: вам, чтобы приобрести «Трех мушкетеров», надо полгода макулатуру собирать. А Калгашкина спокойно, без всякой макулатуры, купила двадцать пять экземпляров. И еще спрашивает: вы на Эдуарда Хиля ходили, когда в прошлом месяце он был на гастролях в Зорянске? Я отвечаю: нет, не попал, поздно позаботился о билетах… Юра говорит: не попали из-за таких, как Ирка,– у нее на концерт Хиля было пятнадцать билетов. Через кассиршу… В общем, как он выразился, это похоже на мафию. И честным людям из-за них ничего не достается. Поэтому кругом дефицит…
– Ну а через кого она устроила себе трехкомнатную квартиру, с Бобошко не делилась?– спросил я.
– Этого парень не знает,– ответил следователь.
Орлов вызвал на допрос Калгашкину. Посоветовавшись, мы решили, что мне тоже надо присутствовать.
Когда заведующая магазином «Овощи-фрукты» ознакомилась с показаниями отца, матери, бабушки и сестры, полученными Фадеевым в Мокрой Ельмуте, она совершенно растерялась.
После нескольких вопросов, заданных следователем, я спросил у нее:
– Как же получается, Ирина Алексеевна, мне вы говорили одно, а на самом деле…
– Хотела я своих забрать к себе, честное слово, хотела! – стала убеждать нас Калгашкина.– Ведь родная им, не приемная! Старые они у меня… Я вам тогда сказала, что мама испугалась; а вдруг им тут климат не подойдет. И знакомых нет никого, будут сидеть в четырех стенах, как неприкаянные. Я с утра до вечера на работе. Даже выходные дни приходится прихватывать. Материальная ответственность! Все тащат – уборщица, грузчик, шофера…
– Значит, то, что ваши родители дали вам часть денег на паевой взнос, неправда?– снова задал вопрос следователь.
– Деньги я сама накопила. Зарплата у меня приличная, плюс премиальные. И сколько мне одной надо? Вы не верите, да? Не верите?– с каким-то отчаянием проговорила она.– Конечно, если работник торговли, то ему верить нельзя… Вот поэтому и приходится…– Калгашкина замолчала, комкая в руках носовой платок.
– Что приходится?– спросил Орлов.
– Выдумывать,– вздохнула Калгашкина.– Якобы родители помогли на кооператив.
– Но зачем вам трехкомнатная?– продолжал Орлов.