Рассказы и повести дореволюционных писателей Урала. Том 2

   -- Привык я здесь, положим, на родительском месте,-- продолжал Ирод кротким голосом.-- Что жалованье маленькое -- и это бы ничего, только что нету больше никакой моей возможности.

   -- Какой возможности?

   -- Грозятся убить. Сами знаете, какой здесь народ: пропадешь ни за копейку. Уж лучше уйти от греха.

   -- Убить?.. Что за нелепость? За что? Почему?

   -- За что? Известно, за мое за усердие. Разве мало у нас неприятностев? Из-за одного лесу, из-за покосов, из-за росчистей,-- сущая беда! Я казенные интересы соблюдаю, так они меня за это съесть готовы. Вон теперь говорят: "Убьем, говорят, как собаку".

   Псалтырин стал его уговаривать.

   -- Послушай, Ирод, ведь это же пустяки. Ты не первый год служишь, мало ли что говорят! Конечно, я тебя держать не могу: твоя воля, как хочешь, но если нужен мой совет, то не советую. Что такое Дубинин? -- Кулак, самодур, бог его знает, как он там. А здесь ты дома, привык к делу и к тебе привыкли... Впрочем, как знаешь.

   -- Не придумаю, что и делать,-- говорил Ирод, разыгрывая роль беспомощного человека. Наступило молчание. Псалтырин в задумчивости ходил по комнате, Ирод терпеливо стоял у дверей.

   -- Я понимаю, что триста рублей -- ничтожное содержание,-- начал Псалтырин.-- Ну, я постараюсь прибавить... ну, четыреста, пятьсот, может быть...

   Ирод молчал.

   -- Подумай. Я не советую, а там, как знаешь.

   -- Вчера мне человек один говорил: поберегайся, говорит, так и так, что Ионычу было, то и тебе.

   -- Вздор какой,-- пробормотал Псалтырин, бледнея.

   -- Уж вы отведите им Сухой лог, прошу вас из милости: дело будет без греха. Хотелось мне поберечь это местечко, но теперь сам прошу.

   Псалтырина точно что кольнуло. Он забыл и о Сухом логе, и о погорельцах, и теперь, вспомнив, нахмурился.

   -- Насчет Епанчина бора не беспокойтесь, укараулить его -- пустяшное дело.

   -- Ты мне ручаешься? -- спросил Псалтырин, хотя хотел спросить другое.

   -- Будьте покойны. Сам наблюдать буду.

   -- Ну, ладно. Делай, как знаешь.

   Псалтырин вдруг почувствовал страшную усталость и в изнеможении опустился на стул. Ирод молчал, но не уходил.

   -- Вот вы все недовольны мной за разные непорядки,-- начал он каким-то фальшивым голосом,-- и точно, я виноват, потому действительно непорядки. А только возможно ли за всем углядеть? Дача большая, сторожей мало, как тут быть? Хоть разорвись, ничего не поделаешь.

   -- Знаю, знаю...

   -- Опять же, изволите говорить, сторожа мошенничают... Я не скрываю, действительно не без греха, но как быть?.. Жалованье маленькое, восемь рублей с лошадью, тут рука не подымется взыскивать с человека по закону.

   -- Да, да...

   -- А сколько напраслины терпишь, сколько разговоров!.. Боже мой!..

   Псалтырин страдальчески сморщился и тоскливо глядел в черную темноту ночи. Ему не нравилась необычная болтливость Ирода, и резали ухо фальшивые интонации его речей. Голубев постоял еще минуты две, поклонился и вышел. Псалтырин, съежившись, бледный, худой, усталый, казался таким жалким, больным, беспомощным существом. Долго сидел он, погруженный в пучину мелочных и вздорных мыслей, наконец, сказал:

   -- Ну ладно. Не все ли равно? Наплевать!

   И вдруг почувствовал облегчение, обрадовался, что теперь он на свободе и может ехать домой. "Завтра же утром на лошадей и к вечеру дома",-- думал он, и перед ним промелькнули на мгновение широкие, правильные улицы большого города, светлая, уютная столовая, жена, дети.

V