Рассказы и крохотки

А в колхозе она работала не за деньги – за палочки. За палочки трудодней в замусоленной книжке учётчика. – К исходу дня, обычно уже в сумерках, а то и ночью, бригадир, или завфермой, или кладовщик, или любой приставленный учётчик определял в трудоднях, сколько всего сделано под его присмотром за день, и делил эти трудодни между колхозниками, отработавшими с утра до вечера. Нормы подгонялись так, чтобы за день человек, если ничего не помешает, мог выработать один трудодень. Помехой бывал дождь, или поломка техники, или задержка с подвозом семян, удобрений, обмолоченного зерна и т. д. Трудодни проставлялись палочками против фамилий и суммировались в течение года. Поздней осенью, когда колхоз львиную часть урожая вывозил государству в счёт налога, частью – расплачивался за технику и удобрения, часть – отбирал на семена, часть – отсыпал на корм скоту, – остаток распределялся наконец по общему количеству трудодней. И только тогда, раз в году, колхозник получал за все труды свою жалкую долю сельхозпродукции, но не деньги, которых в нищих колхозах не водилось.

Электричество <…> ещё в двадцатые годы подтянули от Шатуры. – Шатура – город в подмосковной Мещёре, в полусотне километров от Тальнова-Мильцева. Возник на месте небольшой деревни в связи со строительством ГРЭС, работающей на местном торфе.

Приносил я из химического кабинета буры… – Бур'a (от араб. b^uraq – селитра) – натриевая соль борной кислоты.

И с грубой плакатной красавицей я свыкся, которая со стены постоянно протягивала мне Белинского, Панфёрова и ещё стопу каких-то книг… – Плакат как будто иллюстрирует заветную мечту Некрасова, высказанную в поэме «Кому на Руси жить хорошо» (1865–1877), о том желанном времени,

Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого —
Белинского и Гоголя
С базара понесёт…[82]

Только вместо Гоголя всерьёз предлагается Фёдор Панфёров (1896–1960), насаждавший коллективизацию в романе «Бруски» (1928–1937), дважды лауреат Сталинской премии.

Мне дороже была эта улыбка её кругловатого лица, которую, заработав наконец на фотоаппарат, я тщетно пытался уловить. <…> Раз только запечатлел я, как она улыбалась чему-то, глядя в окошко на улицу. – Сохранились сделанные А. С. фотоснимки и самой Матрёны Васильевны, и того угла в избе, где устроился автор рассказа.

Вышел перед тем новый пенсионный закон… – Закон о государственных пенсиях был принят пятой сессией Верховного Совета СССР 14 июля 1956 г. и вводился в действие с 1 октября. Пенсии назначались по старости, по инвалидности и по случаю потери кормильца. Ни пенсия по старости, ни пенсия по инвалидности Матрёне Васильевне не полагалась. Государство поддерживало только рабочих и служащих, но не колхозников. На пенсию же по случаю потери кормильца могли претендовать и колхозники. Статья 48-я гласила: «Семьям военнослужащих рядового состава срочной службы, не работавших в качестве рабочих и служащих до призыва на военную службу, пенсии назначаются в следующих размерах (независимо от причины смерти военнослужащего):

на трёх и более нетрудоспособных членов семьи – 300 рублей в месяц;

на двух нетрудоспособных членов семьи – 230 рублей в месяц;

на одного нетрудоспособного члена семьи – 160 рублей в месяц».[83]

Итак, через 15 лет после того, как Ефим, муж Матрёны, ушёл на фронт и пропал, она могла рассчитывать на 160 рублей пенсии. При этом минимальный размер пенсии по старости был 300 рублей.

…собес от Тальнова был в двадцати километрах к востоку, сельский совет – в десяти километрах к западу, а поселковый – к северу, час ходьбы. – Собес был в районном центре Курлово, сельский совет – в селе Ильино, а поселковый – в Торфопродукте.

…Игнатич… – «Когда писалась „Матрёна“, следовало решить, как назвать повествователя. Матрёна Васильевна называла постояльца „Исаич“. Это не годится. „Иваныч“? Слишком просто. Не то.

– Назови его Игнатич, – посоветовала я.

Именно с Игнатичем затем познакомились читатели „Матрёниного двора“».[84]

…и весил он пуда два… – В пуде 16,38 кг. В двух пудах чуть больше 32-х.

А топить надо: утром русскую, вечером «голландку». – Русская, или кухонная, печь топится для тепла и приготовления пищи, голландская, или комнатная, – только для обогрева.