Рассказы. Часть 3

Роза увяла и стала водорослями. И теперь золото исчезло, и на его месте была раздутая, опухшая непристойность давно утонувшей и мертвой твари, восставшей из слизи и возвращающейся в эту слизь.

Только мгновение, а затем волны захлестнули ее, вернули обратно во тьму. Мгновение, и дверь захлопнулась. Мгновение, и я мчался по железной лестнице, Нептун несся следом. Лишь мгновение, и я достиг безопасности этого святилища. Безопасности? Для меня нет безопасности во всей вселенной, нет безопасности в сознании, которое могло бы породить такой ужас. И здесь нет никакой безопасности — гнев волн увеличивается с каждым мгновением, гнев моря и его созданий поднимается до неизбежного крещендо.

Безумный или вменяемый, это не имеет значения, потому что конец наступит в любом случае. Теперь я знаю, что маяк разрушится и упадет. Я уже разрушен и упаду вместе с ним.

Осталось только собрать эти заметки, надежно закрепить их в цилиндре и прикрепить к воротнику Нептуна. Возможно, он умеет плавать или сможет уцепиться за обломки. Может случиться так, что корабль, проходящий мимо этого маяка, остановится и обыщет прибрежные воды в поисках какого-нибудь знака — и, таким образом, найдет и спасет доблестного зверя.

Этот корабль не найдет меня. Я уйду с маяком и охотно отправлюсь вниз, в темные глубины. Возможно — это только извращенная поэзия? — я присоединюсь к своему компаньону там навсегда. Возможно… Маяк дрожит.

Маяк мерцает над моей головой, и я слышу плеск волн в их последнем натиске. На меня — да — обрушится волна. Она выше башни маяка, она уничтожает все небо, все…

Перевод: Р. Дремичев

Спящая красавица

Robert Bloch. «Sleeping Beauty», 1958.

— Новый Орлеан, — произнес Морган, — Страна грез.

— Верно, — кивнул бармен. — Так и в песне поется.

— Я помню, как об этом пела Конни Босуэлл, когда я был еще совсем мальчишкой, — сообщил ему Морган. — И решил, что когда-нибудь переверну этот город, чтобы найти самого себя. Но только хотел бы я знать, где же она?

— Она?

— Страна грез, — прошептал Морган. — Куда все исчезло? — Он наклонился вперед, и бармен вновь наполнил его стакан. — Взять, к примеру, Бэйсин-Стрит. Это всего лишь вшивая железнодорожная ветка. А трамвай «Желание»[13] — это автобус.

— Но был трамваем, точно, — заверил бармен. — Просто потом его убрали из Квартала и сделали на всех улицах одностороннее движение. Это прогресс, Мак.

— Прогресс! — Морган отхлебнул из стакана. — Побывал я сегодня в этом Квартале. Музей,[14] Джексон-сквер, Аллея Пиратов, церковь святого Антония, заутреня, фабрики. Приманка для туристов, и только.

— Погоди, погоди, — возразил бармен. — А все эти старые здания с балкончиками, решеточками и прочими безделицами — это как?

— Видел я их, — признал Морган. — Но проходишь мимо одного из таких славных старых домишек с зелеными ставнями — и что зришь прямо у следующей двери? Прачечный автомат, вот что. Прачечный автомат в Vieux Carre.[15] Вышибли старых негритянских мамочек-южанок и поставили на их место стиральные машины. Если где и прячется колоритная атмосфера старины, так это за стенами в частных патио. А на нашу долго остались антикварные магазины на Ройял-стрит, набитые аляповатой дребеденью, которую приволокли из Далекого Бруклина.

Бармен пожал плечами.

— Но ведь есть еще Бурбон-стрит.

Морган скривился.

— Я заглянул на Бурбон, прежде чем прийти сюда. Большая неоновая пустышка. Каменные кубы и стриптиз-клубы. Имитация Диксиленда для шведских туристов из Миннесоты.

— Полегче, Мак, — предупредил бармен. — Я сам из Дулута.

— Ну, так и есть, — Морган принялся за новую порцию выпивки. — Во всем городе ни одного коренного жителя, ни одного подлинного местечка. Что там поется в песне о малышках креолках с сияющими глазками? Я видел лишь толпу второсортных шлюх, в которых нет никакой загадки, и ни тени очарования старого Цинциннати.

Бармен, не дожидаясь заказа, вновь наклонил бутылку.

— Ага, теперь усек, Мак, — пробормотал он. — Ты, небось, хочешь встряхнуться, а? Ладно, я знаю одно местечко…

Морган замотал головой.

— Не сомневаюсь, что знаешь; Все знают местечки. Я шел на север, и до того, как; пересек Рэмпарт, меня останавливали трижды. Таксисты. Хотели затащить в какие-то вертепы. И что оказалось главной приманкой, торговым знаком? Кондиционеры воздуха, вот что. Человек ждет полжизни, копит деньги на это путешествие, а страна грез оборачивается пузырем с кондиционированным воздухом.

Он встал и налетел на стул.

— Открою тебе секрет, — сказал Морган. — Если бы Жан Лафитт[16] жил в наше время, он стал бы водителем такси.

Пошатываясь, он выбрался из забегаловки и остановился на тротуаре, жадно вдыхая сырой промозглый воздух. Кругом все было в тумане: На улицах туман. В мозгу туман.

Впрочем, он знал, где находится: на севере — Рэмпарт, на востоке — Канал и отель Юнга. Он не заблудился, несмотря на туман.