А вот я со своим попустительством стал косвенным виновником гибели совершенно непричастного к моим делам существа. В чём я клянусь, так это в том, что больше уже никогда в жизни не допущу ничего подобного…
Теперь в нём уже не осталось ничего человеческого. Различные металлические штуковины торчали из разных мест мой мёртвой массы, что когда-то была антропологом с далёких звёзд. Потрескивание тока ещё продолжалось несколько секунд и наконец прекратилось. Я вытащил из этой мёртвой массы одну из металлических штуковин, быстро сунул её к себе в карман и побежал.
Меня тут же засекли. Двигаясь зигзагом, я обогнул огороженный теннисный корт и помчался к входной двери в фасадной части здания. По обе стороны от входа были окна на высоте в рост человека. Взбежав по ступенькам, я с размаху обрушил свой гиро на одно из окон и с грохотом выбил почти все стёкла в нём, после чего одним прыжком слетел вниз и скрылся среди кустов, росших вдоль центральной аллеи.
Когда события разворачиваются с такой быстротой, приходится домысливать те пробелы, что возникают между тем, что видишь и чего не успел увидеть. Все три вооружённых охранника быстро взбежали вверх по ступенькам и бросились в переднюю дверь, крича во всю силу своих лёгких.
Я двинулся вдоль боковой стенки дома, рассчитывая найти другое окно.
Кто-то, должен быть, всё-таки догадаться, что я никак не мог бы пролезть внутрь через осколки стекла, что ещё торчали в оконной раме. Он, наверное, переорал всех остальных: я услышал, что охота возобновилась. Я забрался по стене и нашёл небольшой выступ снаружи под неосвещённым окном на втором этаже. Не производя большого шума, мне удалось проникнуть в здание через это окно.
Впервые за всю эту безумную ночь я ясно осознал своё положение. Мне почти ничего не было известно о внутренней планировке дома, и я ни малейшего представления не имел, где нахожусь в настоящее время. Но, по крайней мере, мне были теперь известны правила игры. Фактор неопределённости — этот марсианин, «Бог из машины» — больше не фигурировал.
А правила игры были таковы: кто бы меня ни увидел, убьёт при первой же возможности. И сегодня ночью больше уже не будет рядом со мною никаких добросердечных самаритян, никаких благожелателей, которые могли бы прийти мне на помощь. Меня больше не тяготит проблема нравственного выбора. Никто уже не станет предлагать мне сверхъестественную помощь, требуя взамен мою душу или что-нибудь ещё. Всё, что от меня требовалось теперь — это стараться как можно дольше оставаться в живых.
А вот случайный прохожий погиб!
Спальня оказалась пустой. Вот дверь в ванную, дверь встроенного шкафа. Из-под третьей двери просачивался жёлтый свет. Выбора у меня не было. Я вытащил гиро и потихоньку отворил третью дверь.
Над спинкой большого кресла дёрнулось лицо сидевшего в нём человека, обернувшись ко мне. Я показал ему пистолет и продолжал держать его под прицелом всё то время, что мне потребовалось, чтобы обойти кресло и оказаться напротив него. В комнате никого больше не было.
По лицу этому давно уже плакала бритва. Было оно мясистым, не таким уж молодым, однако достаточно правильным, если не считать огромного носа.
— Я вас знаю, — произнёс этот средних лет человек, произнёс довольно спокойно, учитывая обстоятельства.
— И я вас знаю.
Это был Адлер, тот самый, который впутал меня в эту кутерьму, сначала тем, что сожительствовал с женой Моррисона, а затем — убив Моррисона.
— Вы тот самый парень, которого нанял Моррисон, — сказал Адлер. — Несговорчивый частный детектив. Брюс Чизборо. Почему бы вам не остаться в стороне от всего этого?
— Не могу позволить себе такое.
— Не смогли не позволить себе такого. Хотите кофе?
— Спасибо. Вы понимаете, что произойдёт, если вы закричите или отколете что-нибудь иное в таком же духе?
— Разумеется.
Он взял стакан с водой, воду вылил прямо в урну. Затем взял со стола серебрёный термос и налил в свою чашечку и ещё в стакан, движения его были неторопливыми и спокойными. Он не хотел заставлять меня нервничать.
Сам он, казалось, не очень-то был обеспокоен моим вторжением. Это в какой-то мере меня успокаивало, поскольку давало надежду, что он не совершит какую либо глупость. И всё же… Точно такое же спокойствие просматривалось и в поведении дона Доминго, и я знал причину. И Адлер, и дон Доминго, и любой другой, кто работал на Синка, все они безоговорочно ему верили. В какой бы переплёт они бы ни попали, они были уверены, что Синк обязательно их выручит.
Я удостоверился в том, что Адлер отпил достаточно большое количество кофе и с ним ничего плохого не случилось, и только после этого прикоснулся к своему стакану. Кофе был чёрный, очень крепкий, приправленный приличной дозой отменного коньяка. Первый же глоток доставил мне такое удовольствие, что я слегка улыбнулся Адлеру.