Рассказы

Площадь сверкает. Сверкает крыша Мавзолея Будущего. Сверкают золочёные погоны и эполеты. Сверкает начищенное оружие. Здесь — всегда солнечно. Здесь не бывает другой погоды, потому что я запретил другую погоду.

Я выхожу на балкон. Позади меня семенят слуги. Их одежда сшита особым образом. Платья слишком узки для того, чтобы делать широкие шаги. Их спины перетянуты так, что они не могут распрямиться. Они всегда глядят снизу вверх.

Толпа молчит. Стройные ряды моей Золотой Армии. Чёткие квадраты и прямоугольники. Каждое движение — только по команде. Они могут даже не дышать, если им приказать. Моя слава и сила. Мои дети. Моя Империя.

Я поднимаю руку.

— Доброе утро, Империя! — говорю я.

Акустическая система усиливает мой голос тысячекратно.

Они говорят так слаженно, что ответ не сливается в единый гул. Я различаю каждое слово.

— Доброе утро, Великий Император!

Это моя армия. Каждый день они строятся на площади. Каждый день я выхожу и приветствую их. Если я прикажу, они умрут за меня на поле боя. Если я прикажу, они умрут за меня здесь же, на площади, вспоров животы собственными клинками.

— Вы по-прежнему верны мне, Империя?

Это формула, которую придумал я. Империя — это не подзаборная шлюха. К Империи нужно обращаться на «Вы». Империя — это не страна, не территория. Не совокупность людей. Это единый организм, гештальт-монстр. Его руки и ноги, его глаза и уши, его печень и селезёнка — передо мной. Оторви у Империи руку — вырастет новая, ещё сильнее. Золотая Империя непобедима.

Слуги стоят позади меня в позах покорности. От левого заметно несёт потом.

Я вскидываю руку вверх в привычном жесте. Я нашёл его в старых кинохрониках. Того человека звали Адольфом Гитлером. Он носил некрасивые усы щёточкой и дурацкую прилизанную причёску. Он был мал ростом. Но он поднимал руку и говорил пустые слова так, что никто потом не помнил, о чём он говорил — и все знали, что он прав.

Моя Империя вскидывает вверх тысячу рук. Десять тысяч рук. Сто тысяч рук. Мои золотые солдаты.

Мне не нравится запах, исходящий от левого слуги. Я терплю.

— Да, Великий Император! Империя верна тебе!

Они идут передо мной: подразделение за подразделением, математические квадраты, сплочённые ряды. Они поворачивают в мою сторону головы и выбрасывают руки вверх в приветственном жесте.

Это такая изощрённая форма пытки самого себя. Получать удовольствие от строгости формы и однообразия ответов. Эстетика минимализма. Казимир Малевич, «Золотой квадрат».

Когда последний солдат проходит под балконом, последний знаменосец, последний барабанщик, я ухожу внутрь. Я указываю стражам на левого слугу.

— Расстрелять.

Он что-то кричит, о чём-то ноет.

— Он воняет, — поясняю я громко.

Пусть слух пройдёт по дворцу. Пусть слух выйдет за его пределы. Император не потерпит, чтобы от его слуг плохо пахло.

Это не единичный случай. Слава должна поддерживаться фактами. Золотой Император. Жестокий император. Я караю, но я же и возвеличиваю. Я убиваю, но я же и порождаю. Я — центр всего, эти люди не знают никого, кроме меня. Золотая Империя функционирует подобно идеально отлаженному механизму.

Я иду в Золотой Зал.

Это извращённая тавтология. Золотой Зал, Золотой Дворец, Золотая Империя, Золотая Армия. Отличается только Мавзолей Будущего. Но у него — другое назначение.

Золотой трон. В какой-то мере это скучно — золото. Повсюду золото. Но государству нужен универсальный символ. Как в Германии была свастика. Как в СССР — серп и молот или красный цвет. Я читал это в старых книгах. Моя Империя — золотая, значит всё должно быть золотым.

Я сажусь. Слуга успевает подстелить подушку. Сейчас потянутся люди с докладами. Мои верные слуги. Мои муравьи.

Министр внутренних дел. Входит, кланяется до земли, затем делает несколько шагов, снова кланяется. Я снисходительно киваю.

— Мой Император! В Империи всё в порядке! — докладывает он.

Это показные министры. Для толпы. Для слухов. Для картинки. Реальное положение дел мне сообщают совершенно другие люди. Без церемоний. Тихо.

Я киваю. Министр разворачивается и исчезает. Его сменяет следующая кукла.

Как в сказке: Император и его механические соловьи. Возможно, живая птица поёт краше и радует сердце, но у меня нет сердца. Механических соловьёв проще заменить.

— Мой Император! Империи ничто не угрожает!

— Мой Император! Финансовое положение Империи стабильно!

— Мой Император!

— Мой Император!

— Мой Император!

Чувствуется, что они произносят слово «Император» с заглавной буквы — не пишут, а именно произносят. Ни у одного писца, фиксирующего их слова, не поднимется перо написать «император».

Стопка финансовых отчётов и данных уже ждёт меня в апартаментах. Мои апартаменты — это центр Империи. Здесь меня ждут женщины. Здесь меня ждёт огромный экран на всю стену: я люблю старые кинофильмы. Я вынужден любить старые кинофильмы, потому что мир за пределами Империи практически не производят новых. Мир боится. Мир тратит все свои средства на подготовку обороны. Мир знает, что Золотая Империя всегда готова к войне. Что война неизбежна.