Рассказы

- Чего там думать? Стрелять меня нужно было на месте, - хмыкнул Васильич. - Сразу видно - враг народа. Ты, Костик, как увидишь кого с напильником, так и не думай - очевидный враг!

- Ты ерунды-то не говори!

Помолчали, разглядывая мрачный осинник, потом Костя примирительно сказал:

- Дали нам первые ружья. Можно сказать, экспериментальные. Да, сыроватые.

- Такая сырость, что хоть грибы в ней расти. Умом нужно думать, а не спешкой. И патроны... они же и на ощупь разнятся.

- Сам видишь, какая ситуация. В тылу что могут, то и делают.

О ситуации и первый, и второй номер знали. Ополченческая дивизия еще в июле была сформирована, один полк сгинул под Спас-Демьянском, выходила из окружения, пополнили, слили, дали армейский номер, бросали туда и сюда. Сейчас дыру у Серпухова дивизия заслоняла. Подкрепили гаубичным полком. Но где те гаубицы? Вот и получается что надежда на два пулемета, да вот этот костыль с десятком патронов.

- Ситуацию я вижу, это верно, - признал Васильич, развязывая вещмешок. - В рваных шинелях, в дырявых лаптях,

били мы немца на разных путях, как говорится. Лаптей нету, да и не надо. Ты их все равно носить не умеешь. На, вот...

Васильич очень неспешно разломил сухарь и еще более тщательно распилил перочинным ножом карамельку - видимо, дожидавшуюся в "сидоре" именно такого, крайнего, случая.

За щекой медленно таял ржаной подслащенный вкус. Ударила где-то далеко пара выстрелов, поднимались из ячеек головы насторожившихся бойцов...

- Выдержим, - пробормотал Костя. - И бронебойные ружья доведут и противотанковая артиллерия подтянется. И танков будет хоть завались.

- А я вот не стану возражать, - второй номер поправил долговязое тело ПТРа. - Народ у нас стойкий. Все сделаем. Старая армия тоже была ничего, хотя и немодно об том говорить. Только что ж это получается? Опять германец напротив нас и опять спохватились - за что не возьмись, того и не хватает? Что за поганая традиция?

- Ты не сравнивай, - неуверенно возразил Костя. - Если бы царская армия была "ничего", тогда чего ж вы Берлин не взяли?

- Очко сыграло, засомневались. Как так: снарядов не шлют, сапоги скверные, царь чудит... И начали мы озираться в праведном возмущеньи и недоуменьи. А немец то дело просек. Так что ты башкой не верти - честно смотри в сторону противника.

- Я и смотрю, ты не волнуйся, - гневно заверил Костя.

- А я и не волнуюсь. Дети у меня выросли, жена верная, да и ружье я выправил. За тебя я слегка переживаю - горазд ты патроны жечь, - второй номер подышал на затвор, вынул ветошь и принялся протирать затвор и спусковую коробку.

- Ты чего? - прошептал Костя.

- Скоро начнется. Есть такое ощущенье. Не предчувствие - в те я не верю согласно строгому приказу. Но ощущенья еще остались, нашептывают.

У красноармейца Ольшова и вправду стала стыть спина. Понятно, суеверий у Кости не имелось ни грамма, это просто шинель тонкая и пообтерлась.

- Ничего. Десять патронов имеем, согреемся, - утешил Васильич. - Есть у нас и запас прочности, поскольку мы с тобой не из непонятного говна слеплены, а из русской земли и русского металла. Нас бы в целом, дивизией и армией до ума довести, как тот затвор - вдумчиво и без спешки. С уверенностью в себе. Кстати, я тебе говорил или нет, что у нас ружье счастливое?

- Говорил. Раз пять уже.

Цифра на ружье действительно была счастливой - 000100. Да еще самовольный Васильич загладил напильником заусенцы на рукояти - теперь и взяться ловчее.

В небе засвистело, далеко за окопами бабахнуло, взлетели снег и земля.

- Вот, а ты говоришь! - оживился Васильич. - Начинает германец. Собирай барахло, чтоб под ногами не путалось. И главное, главное не забудь!

Костя поморщился, но запихнул за пояс затворную деревяшку-вышибалку. Не нужна она теперь, но раз входит в комплект оснащения, так бросать нельзя. В те дни красноармеец Ольшов старался верить в дисциплину, боевой порядок и полевые наставления, так точно и уверенно изложенные в "Памятке стрелка-бронебойщика". С картинками была памятка, что ей...

Обстрел усиливался, наша батарея начала отвечать - в районе сгинувшей за леском деревеньки отзывалось эхо разрывов. Завязывался бой...

Бой... А что бой? О боях рассказано так много, что и добавить нечего. Стреляют там и убивают. Бывает страшно, бывает, что не до страха. Тогда пошло неспешно, больше правым флангом. Бронебойщики по очереди стреляли из трехлинейки по далеким фигуркам немецких пехотинцев, иногда видимых на снегу. Где-то по той стороне поддерживали атаку и немецкие танки - порой доносился гул моторов и бабаханье пушек. Дела на правом фланге шли не очень, но терпеть было можно. Потом немец поднажал и слева... А потом прямо из осинника выперлись три приземистых пятнистых черно-белых хрени. Как там проползли - черт его знает, вроде и лесок довольно густо рос. Мелькали за поваленными худосочными стволами осин и березок фигуры немцев, застрочили автоматы...

- Твою...! - Васильич вроде бы и одной рукой перекинул навстречу танкеткам ружье.