«Увы! Даже Христос погиб, как человек. Гвозди вонзились в Его тело, как в тело простого человека, и мускулы Его выгнулись, как мускулы простого человека, и кровь Его текла, как кровь простых людей, и чудо не свершилось, чтобы спасти Его от креста, на котором Он умирал между двумя разбойниками. Но вот законы природы, не пощадившие Христа, отступают передо мной, Александром Миреттом. Я сильнее Христа. Я противоположность Христу, я дьявол, один из дьяволов. . . Но что же делать, когда ты дьявол? Конечно, в силах зла, как и в силах добра, должна быть какая-то иерархия. Должен быть какой-то главный дьявол, от которого я завишу. Он должен принять меня. Дать совет. Я больше не буду одинок! Ах! Я снова почувствую, что надо мной есть кто-то более сильный! Мир Христа меня отторгает!
Мир Сатаны меня утешит! О счастье! Счастье! Я больше не свободен! О радость! Радость! Я принадлежу кому-то, кроме себя самого!»
Впервые за долгое время он почувствовал себя счастливым. Усталые члены налились новой силой. Он позвал Валентина и прижал его к груди:
– Валентин, мой дружок, теперь для нас все просто. Мы искали свет, а нашли тьму. Мы шли к Богу, а черные силы звали нас к себе. На ближайшем шабаше нас признают, нам укажут нашу роль, нам скажут имена наших друзей, и жизнь станет такой прекрасной, что мы больше не будем скучать по нежности Дамы Бланш.
Миретт немедленно нарисовал на земле крест и семь раз плюнул в него.
Валентин, развеселившись от этой церемонии, станцевал отвратительную джигу вокруг святого креста, а затем оба пустились в дорогу, так как был четверг, а до проклятого леса путь был еще далек.
В шабашную субботу они вышли на опушку пр´оклятого леса. Странные песни указывали им путь. Вскоре они очутились на поляне, где горел костер. Полуголые мужчины и женщины в покрытых письменами колпаках прыгали и качались вокруг костра. Отблески пламени выхватывали из темноты костлявые плечи, обвисшие груди, волосатые задницы. Огромные тени уродливо извивались позади этих розовых тел. В углу поляны блеял козел. Высокий детина, вымазанный красной краской, изрекал, хлопая в ладоши: Все, что скользит, лазает, карабкается, – Наше!
Все, что мяукает, визжит, скрежещет зубами, – Наше!
Все, что жалит, кусает, щиплет, – Наше!
– Вот наши братья! – сказал Миретт перепуганной обезьянке. – Пошли к ним.
Когда он вошел в круг, все проклятые участники шабаша застыли, будто пораженные смертью.
– Я ваш друг, – сказал Миретт. – Я злодей. Я принадлежу аду. Примите меня к себе.
Но не успел он договорить, как на него обрушился столб дыма. Когда ветер разогнал его, поляна опустела, только тяжелые шаги отдалялись в ночи.
Миретт опустился на поваленный ствол дерева и закрыл лицо руками.
Итак, ни Бог, ни дьявол не желали его изможденного тела и больной души! Он не принадлежит ни тому, ни другому! Он вне зла! Дьявол был тоже частью Божественного создания.
Бог создал мир из земли, воздуха, воды, плоти и в свое горнило бросил лукавого. Сатана ему был нужен, как основание созданного им мира. Миретт ему был не нужен!
Ощущение полной свободы ужасало. Полная свобода – ведь это хаос. Ничто не зависит ни от чего. Все может породить все.
– Ах! Валентин! – простонал он. – Ну вот нас и выгнали и из рая и из ада, и теперь мы несчастнее бедных загнанных мулов, хотя сила наша равна силе Бога и силе дьявола!
И Валентин принялся плакать мелкими обезьяньими слезками, так как он понял отчаяние хозяина и не знал, как ему помочь.
Когда рассвело, они двинулись дальше.
Глава XIII,
Подошвы его истоптались на камнях дорог, одежда изорвалась о колючие кустарники, кожа на лице потрескалась от холодных рассветов. Спал он мало, ел плохо и бежал при виде людей. Сегодня они с Валентином выходили на берег синего моря, на котором безразлично шелестели пальмы, а на деревьях росли золотые плоды, а назавтра глубокий снег скрипел у него под ногами и обледенелые веточки кустов звенели на обжигающем морозом ветру.