Рассказы

Чем больше он об этом думал, тем печальнее становился. У него было такое чувство, будто он стоит на перроне, а скорый поезд должен вот-вот увезти навсегда его лучшего друга, друга порочного, серого и никчемного, не очень умного, не очень доброго, не слишком искреннего, но, несмотря ни на что, славного малого. И он думал о той привычной старой одежде, поношенной, которую уже нельзя починить, но и жалко выбросить; или о пейзажах угрюмых окраин, которые своей бедностью завораживают на всю жизнь. Ему стало до слез себя жаль. Он оплакивал собственную гибель. Лучше было умереть, чем становиться другим!

Да и к чему, Господи? Ну, какая-то кругленькая сумма, спокойная старость в деревне? Стоит 92 Анри Труайя Подопытные кролики ли это его предательства? А если он откажется менять характер? А если он хочет остаться самим собой?

Слабое жжение в месте укола вернуло его к медицинской действительности. Он повернулся к Фостену Вантру с разъяренным и решительным видом.

– Вы обманули меня, смешиватель вакцин! – вскричал он. – Но предупреждаю, что завтра же покину эту лавочку! Я заявлю в полицию о вашей торговле живым товаром для опытов!

Я в тюрьму засажу и вас, и вашего подлого хозяина Отто, прежде чем вы превратите меня в дуршлаг! И не улыбайтесь, как дурак, не то я на вас донесу!..

– Господи, – вскричал Фостен Вантр. – Очевидно, превысили дозу!

И он поднес к губам серебряный свисток.

– Что на вас нашло? – осведомился Альбер Пинселе.

– Ничего, ничего, любезный друг, – ответил Фостен Вантр. – Давайте продолжим нашу прогулку. Посмотрите на этих молодых женщин. Это тоже испытатели характеров. Матрикулы один бис и пять бис, если не ошибаюсь. К номеру женщин у нас добавляется «бис».

– Та, что справа мне нравится, – заметил Альбер Пинселе. – Сделайте одолжение. . .

Но он не успел закончить. Два рыжих парня, появившихся по свистку Фостена Вантра, схватили его за руки и за ноги.

– Отнесите к профессору, – приказал Фостен Вантр. – Скажите, что его нужно немедленно подправить.

Альбер Пинселе неистово отбивался, рыгал, плевался слюной и кусался, как помешанный. Профессор Отто Дюпон приказал привязать его к стулу и сделал второй укол в двух сантиметрах от первого.

– Вы меня простите, – извинился профессор, – мне приходится несколько раз примеряться, прежде чем я попаду на требуемый характер. Это издержки нашей профессии. Как вы сейчас себя чувствуете?

– Хорошо, – ответил Альбер Пинселе, – но я не хочу, чтобы ко мне подходили. Я вернусь сам.

В двери появился Фостен Вантр.

– Ну вот, мы и успокоились! – одобрил он.

Пинселе пожал плечами. Он чувствовал себя спокойным, сильным, уверенным в себе.

Словно чесотка, его снедало желание приказывать что угодно и кому угодно.

– Я хочу, чтобы в мою комнату поставили цветы, – заявил он.

Ему понравилось, как звучит его голос: чисто и по-мужски.

– Думаю, на этот раз это то, что нужно, – заметил профессор Отто Дюпон, обращаясь к Фостену Вантру. – Одна из самых моих больших удач.

Альбер Пинселе испытывал определенную гордость от того, что им восхищаются эти два специалиста.

– Снимите же эти путы, – сказал он.

Когда его освободили, он встал и протянул руку профессору.

– До скорого, матрикул четырнадцать, – ответил профессор. – Увидимся через десять дней.

Сердце Пинселе сжалось от внезапной грусти.

– Как через десять дней?

– Ну да, чтобы сделать из вас мечтателя.

– Но я не хочу быть мечтателем! Зачем это? Мне и так хорошо!

Он стукнул кулаком по столу. Отто Дюпон ничего не ответил. И матрикул четырнадцать смог выйти с достоинством, размахивая руками и стуча каблуками по плитам пола.

На следующий день матрикул четырнадцать встал поздно, надел коричневый халат и больничную шапочку и спустился в сад. От огромного парка, по которому прогуливались клиенты, сквер для испытателей характеров отделяла простая решетка. Альбер Пинселе сел под дубом и раскрыл книгу. Было тепло. В зеленой сени деревьев трепетали солнечные блики.

Вскоре молодой человек задремал, и книга выскользнула у него из рук.

Проснулся он от звонкого хохота. Он открыл глаза. В нескольких шагах от него сидели и оживленно беседовали две знакомые женщины.

Альбер Пинселе приветствовал их, сняв больничную шапочку. Они кивнули ему в ответ.

И вдруг та, что помоложе, заговорила:

– Вы новый испытатель?

– Да, мадам.

– Мадемуазель.

– Простите. . .

– И кто же вы сегодня?

– Кто я?

– Ну да, каков ваш характер?

– Волевой, с чуточкой гордыни и капелькой мистицизма.

– Как это прекрасно! А я нежна, немного наивна и чуть-чуть поэтична.

– Ну и у вас неплохой характер. На сколько дней?

– Еще на пять.

– А я на целых девять.

– Вам повезло!

– Почему?

– Всегда неприятно меняться.

– Так откажитесь менять характер!

– Посмотри, мамочка, какой он властный! Это великолепно!

– Мадам ваша мать?

Она засмеялась:

– Нет, мы называем ее мамочкой, потому что она испытательница с самым большим стажем. Мы с ней советуемся, она нас направляет. . .