Рассказы

Вернемся, однако, к нашей истории, которая, впрочем, не что иное, как подтверждение этой церковной теории: для того чтобы быть на высоте своей миссии, священник должен в полной мере обладать и телесными, и умственными достоинствами.

I

В 1700 году дом священника в маленьком городке Лa-Круа-Дорад, пригороде Тулузы, занимал в соответствии со своей должностью Пьер Селестен Шамбар, святой человек для условий своей эпохи, а по меркам всех времен просто почтенный человек, обладающий всем необходимым, чтобы вести свою паству по пути к спасению; он был любим и почитаем в своем приходе, выступая как посредник, защищающий интересы местных жителей, как судья во всех спорах, как советчик при всех трудных обстоятельствах, как гость на всех семейных трапезах, — словом, это был добрый кюре в лучшем смысле этого слова, из тех, что порой встречаются еще в наше время там, где не проходят железные дороги и не проплывают паровые суда.

Единственное, в чем можно было упрекнуть кюре Шамбара, — это в слабости духа, с чем он не мог справиться и что делало его боязливым; поэтому, если ночами его вызывали к постели умирающего, он заставлял посланца ждать, чтобы идти туда вместе с ним, а если исполнение его святых обязанностей завершалось до наступления утра, он требовал, чтобы его провожали до дома. Мы рассказываем это, чтобы дать представление о его робком характере, по его мнению следствии перенесенной им в детстве болезни, из-за которой он долгое время был слаб и хил, так что, когда ему пришла пора идти в солдаты, как это было заранее определено, его родители решили, что он должен посвятить себя Церкви, ибо считали, что для служения в воинстве Господа требуется меньше мужества и силы, чем для службы в армии короля, а в ответ на возражения против этого суждения они говорили так: время кровавых сражений для Церкви миновало и, хотя католическому духовенству приходится пополнять собой список святых, гонения, к счастью, уже не требуют от него новых мучеников.

Итак, Пьер Селестен Шамбар был посвящен в сан и, к великой радости прихожан, назначен кюре в Ла-Круа-Дорад, где ко времени начала нашего рассказа он жил лет двадцать семь-двадцать восемь, и, судя по тому, что мы уже сказали о нем, ни один самый ожесточенный его враг не мог бы выдвинуть против него никакого обвинения.

Старая Мари, которая по собственному разумению вела хозяйство в доме священника в Ла-Круа-Дораде, утверждала, в полном согласии с тем, о чем уже было сказано, что достойный пастырь во всех случаях думает прежде всего о себе; это обвинение, впрочем, не принималось всерьез вследствие широко известной благотворительности кюре; кроме того, она заявляла, что ему недостает решительности, что он слишком охотно уступает старостам на церковных советах и что он слишком легко робеет перед теми, кто обладает властью или громким голосом. Но на все эти упреки славный кюре отвечал:

— Что поделаешь, голубушка Мари! Не каждому дано быть святым Бернаром!

По правде говоря, если кюре Шамбар и не обладал душой, пылающей отвагой, как его собратья по вере, не страшившиеся ни Нерона в цирке, ни Диоклетиана в Колизее, это вызывало скорее признательность прихожан, ибо давало им уверенность, что он никогда не злоупотребит ни своей нравственной силой, ни своим мирским авторитетом.

Как-то раз — это было 26 апреля — Мари, позволяющая себе в доме кюре все те вольности, что свойственны старым слугам, вошла раньше обычного в спальню священника и с шумом распахнула шторы:

— Ну же! Пора вставать, господин кюре! Вы слышали, звонят к Ангелюсу!

— Зачем мне вставать так рано, Мари? — спросил кюре, и по звучанию его голоса было ясно, что он совершенно не расположен сопротивляться, какой бы ни была причина будить его в этот, как ему казалось, несколько ранний час.

— Потому что вы должны идти в город, вы сами прекрасно это знаете!

— Я? Я должен идти в город? Ты уверена, Мари?

— Конечно, разве у вас нет дела к архиепископу?

— Да, Мари, но только в полдень, так что спешить некуда!

— А почему в полдень, а не в другое время? Идти так идти, господин кюре! Отправляйтесь пораньше, навестите там всех ваших друзей и не спешите возвращаться!

— Я пойду после мессы.

— Ничего подобного! Вы будете служить мессу в соборе.

— Ну хорошо, жди меня к обеду около часа.

— Если уж вы выбираетесь в Тулузу, воспользуйтесь этим и пообедайте у аббата Мариотта, он всегда вас приглашает, а вы все время отказываетесь.

— Выходит, ты хочешь иметь свободный день, не правда ли, Мари?

— Ну, и что из этого? В конце концов, мало ли у меня хлопот каждый день в доме; неужели вы не можете время от времени давать мне свободный день?

— Конечно, конечно, голубушка Мари, я тебя и не упрекаю...

— Очень любезно!

— Хорошо, не жди меня раньше пяти.

— Вы должны быть дома только в семь. Зачем же вам раньше возвращаться?

— А что, у меня какое-то дело именно в семь часов? — спросил наш добрый кюре, привыкший получать от служанки подробное расписание своего дня.

— Вы пойдете на ужин к вашим соседям Сиаду.

— Но глава семьи отсутствует!

— Он вернется сегодня вечером.

— Кто тебе сказал?