Рассказы

Они снова обнялись, и Оливье вскочил в ожидающую его у дверей карету, готовую умчаться обратно с той же быстротой.

Какой груз он сбросил со своего сердца! Какое счастье ожидает его! Сколько радости после всех страданий! Его мысли устремились к будущему. Он предвкушал минуту, когда с порога камеры крикнет своей жене: «Бланш, ты свободна, я добился твоего освобождения! Иди, Бланш, и пусть твоя любовь и твои поцелуи будут выкупом за твою жизнь!»

Время от времени смутная тревога все же проникала в его душу, внезапно сжимая сердце; тогда он торопил кучеров, суля золото, расточая его и суля снова; земля, казалось, горела под колесами кареты, лошади неслись вперед, но при его нетерпении движение казалось ему слишком медленным. Повсюду были вовремя приготовлены смены лошадей, нигде не было никаких задержек — все словно разделяли терзающее его волнение. За несколько часов он оставил позади Версаль, Шартр, JIe-Ман, Ла-Флеш. Он различил бы уже очертания Анже, если бы ночь и темнота не заслонили бы этот город от его взгляда. И вдруг Оливье почувствовал страшный толчок, ужасный удар; карета перевернулась и сломалась; весь в ушибах, окровавленный, он поднялся и ударом сабли перерубил постромки одной из лошадей, стремительно вскочил на нее, добрался до ближайшей почтовой станции, взял там скаковую лошадь и помчался дальше еще быстрее.

Занялась заря; он пересек Анже, впереди показался Эн-гранд, затем Варад; он оставил позади Ал сени; его конь был покрыт пеной, кровью и потом. Какая важность! Он увидел Сен-Донасьен, потом Нант — Нант, где заключены его душа, его жизнь, его будущее. Еще несколько минут — и он будет там... Вот уже ворота... он доехал!

И тут, несмотря на все его усилия, ему пришлось замедлить ход: огромная толпа спешила по улицам, ведущим к главной площади, и увлекла его за собой. На площади возвышался эшафот, и новая жертва уже пала под топором Революции. Палач, схватив за длинные белокурые волосы голову молодой девушки, показывал толпе гнусное зрелище. Ужаснувшись, люди отворачивались в страхе — им чудилось, будто они видят, как из этой головы извергаются потоки крови!

Вдруг раздался крик нестерпимой боли и отчаяния, который, казалось, исчерпал все человеческие силы: это Оливье увидел зажатую в зубах несчастной красную розу, подаренную им юной вандейке!

Мари

Обиженным полагается только одно удовлетворение — их убивают, и всякое оскорбление равным образом смывается кровью обидчика или обиженного. Скажите, если бы волки умели рассуждать, разве придерживались бы они иных правил?

Ж.Ж. Руссо, «Новая Элоиза»

Париж, 15 марта 1826 года.

Тотчас же по получении этого письма, мой дорогой Гюстав, садись в почтовую карету и приезжай ко мне в Париж. Никаких опозданий, пусть ничто тебя не задержит, ты мне нужен для дела крови — дела, которое может завершиться только смертью.