Рассказы

На его борту были двадцать офицеров и триста сорок четыре солдата 31-го пехотного полка, сорок три женщины и шестьдесят шесть детей — члены их семей, а также двадцать пассажиров и команда из ста сорока восьми человек, включая офицеров.

Все они отплыли от прибрежных дюн 19 февраля 1825 года в радостном настроении, поскольку корабль был новым, а капитан — опытным и поскольку все на борту было приспособлено для уюта и самого безукоризненного комфорта, так что можно было смело надеяться на благополучное и недолгое путешествие.

Идя под свежим северо-западным ветром, красавец-корабль величественно миновал Ла-Манш и 23 февраля, потеряв из виду берега Англии, вошел в воды Атлантики.

Несмотря на то что погода временами портилась, корабль продолжал следовать заданным курсом вплоть до ночи понедельника 28-го, когда шквалистый юго-западный ветер, ярость которого возрастала весь день 29-го, внезапно остановил его в тот момент, с которого начался наш рассказ, — другими словами, в десять часов утра 1 марта.

Хотя были приняты меры предосторожности, корабль, то взметаемый волнами на невероятную высоту, то падающий с вершины этих волн в бездонную пучину, страшно качало, и эта качка усиливалась из-за того, что груз судна частично состоял из бочек, заполненных пушечными ядрами и бомбами.

К середине дня качка стала настолько страшной, что при каждом крене судна, будь то на левый борт или на правый, ванты погружались в воду на три-четыре фута.

Из-за этой страшной тряски предметы мебели, самым основательным образом закрепленные, опрокинуло и с грохотом швыряло из стороны в сторону, так что не было никакой возможности оставаться ни в каютах, ни в кают-компании.

Именно в это время один из офицеров, встревоженный тем чудовищным беспорядком, который творился на палубе и в твиндеке, подумал, что неплохо было бы пойти проверить, как при подобной тряске обстоят дела в трюме.

Он отправился туда в сопровождении двух матросов и одному из них приказал взять с собой безопасную лампу.

Спустившись в трюм, офицер заметил, что лампа горит плохо и, опасаясь вызвать пожар, если он станет приводить ее в порядок лично, послал одного из матросов на кабельную платформу поправить фитиль, а сам на это время остался в темноте.

Через несколько минут матрос вернулся, и офицер, обнаружив, что одна из бочек с водкой сдвинулась с места, взял у него из рук лампу и отправил обоих матросов за клиньями, чтобы закрепить эту бочку.

Матросы ушли.

Офицер, оставшись без помощников, был вынужден одной рукой держать лампу, а другой — придерживать бочку; внезапно его так качнуло, что он выпустил лампу из рук.

Понимая опасность, которая из-за этого грозит кораблю, он поспешил поднять лампу, но при этом так поторопился, что отпустил бочку — она упала, и у нее вышибло дно. Водка тотчас же разлилась и, коснувшись пламени лампы, пылающей лавой растеклась по трюму как огненный змей.

Вместо того чтобы неосторожным криком поднять тревогу, офицер нашел в себе силы сдержаться и, когда матросы вернулись в трюм, тут же послал одного из них предупредить капитана о случившемся, а сам с помощью второго попытался погасить огонь.

Капитан тотчас появился и отдал необходимые распоряжения: матросы стали пытаться потушить огонь, пустив в ход помпы, заливая его водой из ведер, перегораживая трюм мокрыми парусиновыми гамаками.

В это время офицер, оставивший подробнейшее описание этого бедствия, майор Мак-Грегор, человек, исполненный одновременно мужества и глубокой веры в Бога, был занят тем, что изучал показания барометров, висевших в кают-компании, как вдруг вахтенный офицер, г-н Спенс, подошел к нему и вполголоса сказал:

— В винном трюме пожар, спускайтесь туда, майор!

Сам же Спенс, поддерживая порядок на палубе, стал прохаживаться взад и вперед с тем спокойствием, какое только позволяло ему яростное волнение моря.

Майор Мак-Грегор еще сомневался в истинности услышанного.

Он бросился к люку, из которого уже начал вырываться дым, и увидел, как капитан Кобб и его офицеры, сохраняя полнейшее спокойствие, отдают приказы, а матросы и солдаты почти с таким же спокойствием исполняют их.

Капитан Кобб заметил Мак-Грегора.

— А, это вы, майор! — произнес он.

— Да, капитан. Могу я быть чем-нибудь полезен вам?

— Предупредите ваших офицеров о случившемся и позаботьтесь, чтобы солдат не охватила паника.

— Неужели это настолько серьезно, капитан? — спросил майор.

— Еще бы! Смотрите! — сказал капитан Кобб, указывая ему на выбивающийся из люка дым.

Движением губ майор подтвердил, что положение серьезное, и отправился на поиски полковника Фирона.

Ему сообщили, что полковник Фирон находится в своей каюте среди собравшихся там офицерских жен, напуганных ужасной бурей и не подозревающих о еще большей опасности.

Мак-Грегор постучал в дверь, намереваясь отозвать полковника в сторону и сообщить ему о новой опасности, угрожающей судну; но эта предосторожность была напрасной: на лице его, по-видимому, был запечатлен такой ужас, что все женщины невольно вскочили и стали спрашивать его, не усилился ли шторм.