Рассказы

Навстречу мне по дороге ехал трактор. Я решил остановить его и попытать счастья еще раз. На мой призывный жест из кабины высунулся чумазый коренастый мужичок. Круглое лицо, на котором светилась хитрая, всепобеждающая улыбка, выражало самую главную карельскую мысль: «Не, не обманешь. Сами хороши!».

— Толя, — он чуть не оглушил меня своим криком, заглушившим трактор и распугавшим деловитых ворон, ходящих по недалекой пашне.

— Не обращай внимания, — уши окончательно заложило, — я в танковых служил, теперь так разговариваю.

— Понятно, — я был вежливый городской пришелец, которого Толя видел насквозь.

— Не продается чего кроме этого дома? — спросил, особо не надеясь на удачу.

— А чего не продается. Все продается, были бы деньги, — Толя явно заинтересовался мной как выгодным субъектом, — вон за деревней не видел участка? Продается. Мой участок. Дома нет, фундамент есть.

— Посмотреть, что ли?

— Посмотри, посмотри. А понравится, я вон там живу, — он черной масляной рукой показал на опрятный розовый дом, размером чуть меньше сиреневого, а всем видом — красной крышей, розовыми стенами, аккуратным участком вокруг — напоминавший немецкие хозяйства.

— Хорошо, зайду, если что.

Толя вскочил в свой трактор, чихнул сизым выхлопом и ловко покатил по колдобинам раскисшей осенней дороги к нереально красивому дому. Я пожал плечами и обреченно отправился смотреть участок, почему–то не веря в успех.

Вот говорят: деревня, деревня… Сам я тоже пришлый, городской. Хоть небольшой город по общим меркам, а все ж столица — какой–никакой республики. Бывшей союзной даже. И вот мечешься всю озабоченную юность, хватаешься за то, за это, везде успеть пытаешься. И успеваешь часто, и успех переживаешь, и поражения переносишь. Но потом оглядываешься — а немного важного–то. Дети чтоб были, семья, жена не очень строгая, квартира — где жить. Друзей несколько. Память о женщинах любимых, а не таких, что ты использовал или они тебя. Природа — без нее вообще никуда, не выжить. Зарплата — не нужна, никогда ни на кого не работал, никому себя за деньги не продавал. Денег то меньше, то больше, но уж сильно переживать из–за этого бессмысленно — везде под ногами валяются, ленишься подымать — меньше их, не ленишься — больше. А всех уж точно не заработаешь. Да и душу тратить на них жалко.

И все остальное такой трухой оказывается в итоге, что жалко себя становится. Машины, курорты, золотишко — смешно порой на людей смотреть. Ладно, думаешь, пускай поиграются, лишенцы, вдруг одумаются попозжа.

Так я думал и шел себе по лесной дорожке. Раньше две колеи на ней было, а потом позарастали, теперь одна тропинка. Кругом осинник да ольховник мелкий, чапыжник по–северному, поодаль сосновая роща стоит. Листья желто–красные — глазам больно, хвоя зеленая — глазам радостно, небо синее — благодать. А вышел на поляну большую — так вообще зажмурился — берег озера, вода с небом друг другу хихикают мелкими бликами, по сторонам лес разноцветный, а посередине фундамент стоит. Да еще по краю полянки речушка мелкая журчит, не видно еще, а слышно. И разнотравье в пояс, осенью еще не тронутое. Поляна большая — соток пятьдесят, к дороге — горка каменистая, к озеру ближе — ровное место, будто пашня бывшая. Вышел я на поляну — дух захватило. Походил — тут сосенки пробиваются, там — камыш у берега колышется, а на горке — земляничные листья сплошь да брусника кровью налилась. Еще походил — да и побежал до Толиного дома. Двести метров до деревни, да там с полкилометра — одним духом. Когда удача тебе губы подставляет — мешкать нельзя.

Вот вымирает деревня, нищает, спивается. И половина домов тому подтверждение. Нет — одна треть. Нет, смотрю, — меньше. Есть захудалые хибары, на честном слове стоящие, клюкой подпертые. А есть как у Толи. Я зашел — сначала глазам не поверил. Обстановка городской квартиры, если не быть ярым поклонником пластмассового ремонта. А простора, а места! А печь русская посередине! На первом этаже — две комнаты да кухня большая, да прихожая. Веранда — в полдома. На втором этаже — две комнаты, не маленькие тоже. Туалет в доме с канализацией да с горячей водой из бойлера — куда с добром. Вода из крана бежит кристальная — в колодец насос опущен погружной. Посреди всего великолепия сидит Толя за столом, уже вымытый от копоти тракторной, чистый. «Садись, — кричит, — пообедаем». Я отказываться, а жена его, Аня, — не отпустим, говорит, не принято по карельским обычаям, за порог ступил — за стол садись.