Рассказы: 2005-2010

От группы пришельцев отделился стройный мужчина в таком же, как у бородача, медном шлеме с ярко-алым плюмажем. Предводители двух отрядов обменялись приветствиями. Укрывшиеся в пещерах люди облегченно вздохнули, отложили мечи и радостно приняли нежданных гостей. Встреча с дружественными войсками в горах Оу была большой удачей.

— А это что еще за пугало? — Моцзы осторожно кивнул в сторону деревянной маски.

— Присоединился ко мне со своим слугой еще в Корэхари. Назвался внебрачным отпрыском кого-то из рода Ацукёки, — объяснил Менкакуш.

— Вроде бы хочет увидеть край света. Маску свою он почти не снимает, скрывает уродство или боевые шрамы.

— Сдается мне, разбойник он и убийца, а никакой не Ацукёки, — заметил Моцзы. — Снял доспехи с кого-то из жертв, а теперь скрывается в горах и лицо прячет.

— Может и так, — легко согласился бородач. — Но боец из него отличный. Я решил, лишний меч не помешает. В столице свои законы, а здесь свои…

На том они прекратили обсуждать таинственного аристократа. Гость из столицы начал рассказывать новости с юга, по которым застрявшие в Тохоку солдаты успели истосковаться. Оказалось, еще весной умер старый дайнагон Мататэ[2] , и с его смертью была связана зловещая история.

— Родичи за наследство подрались? — предположил Менкакуш. — Тоже мне невидаль.

— Не перебивай, — раздраженно заметил Моцзы. — Дайнагон-то умер, но перед смертью позвал свою дочь…

— Разве у него дочь была? — изумился бородач.

— В том-то и дело. Старики говорят, была у него дочь, но, то ли утонула, то ли от болезни умерла. А тут объявилась, да такая красавица, что тотчас покорила столицу. Вдобавок наследница, заметь. Вот женихи с челядью дайнагона и передрались за нее…

— А дочь-то что?

— Сбежала на следующее утро после кровопролития. С весны никто ее не видел. А может, и не было никакой дочери, а только призрак людей смутил и к убийствам подтолкнул.

— Чего только не услышишь! — Менкакуш сплюнул. — А ты говоришь, хозяйка горы…

Он рассмеялся, когда увидел, с каким вниманием равнинный эмиси слушал вести из далекого и прекрасного города, где сам никогда не бывал.

Счастливая встреча сняла накопившееся в людях напряжение и успокоила их. Поэтому после того как лагерь уснул, никто не заметил пропажу часовых, а когда раздался пронзительный крик, разбуженные, застигнутые врасплох люди оказались совершенно беззащитны.

— В чем дело?! — прогремел Гэндзо, нашаривая в темноте свое оружие.

— Кто затоптал костры? — ругался рядом Менкакуш.

Когда улеглась суматоха, и проводник сумел раздуть наспех засыпанное кострище — выяснилось, что отряд не досчитался пяти человек. Кроме часовых пропали те, кто спал ближе всего к входу в пещеру. По глубоким бороздам на снегу было видно, что какая-то неведомая, нечеловеческая сила схватила их и уволокла в ночь.

Несколько часов спустя отправившиеся на поиски пропавших товарищей солдаты вернулись в лагерь и привели двух горцев с лицами, заросшими бородами до самых глаз. Дикари были одеты в медвежьи шкуры, перепачканные свежей кровью. Хотя северяне были вооружены топорами, они не сопротивлялись. Менкакуш и Моцзы пытались расспросить пленников, но те только мотали головами и бубнили что-то про дерево, которое невозможно срубить и про людей, оказавшихся заживо погребенными.

— Вот тебе и белые призраки, — раздраженно заметил Менкакуш и приказал обезглавить их.

В ту ночь уже никто не мог сомкнуть глаз. Ранним утром, еще до восхода солнца Менкакуш, с разрешения своего друга Моцзы возглавивший объединившиеся отряды, вывел людей из пещер. Стоило солдатам покинуть убежище, как укрывшийся выше по склону лучник-эмиси осыпал их стрелами. Несмотря на сильный ветер, а может, благодаря ему, костяные наконечники удивительно точно находили незащищенные лица воинов, пробивали толстое дерево щитов и оставляли глубокие вмятины на железных панцирях.

Всадники под предводительством Менкакуша рванули вперед, надеясь настигнуть меткого стрелка, но тот скрылся в зарослях на кручах вне досягаемости лошадей.

Не успели южане опомниться от внезапного нападения, как, из-за соседнего отрога показались конные эмиси. Они выли и кричали, размахивая палицами и топорами. Развевающиеся на ветру медвежьи шкуры, служившие всадникам плащами, усиливали их сходство с дикими зверями.

Северные варвары закружили вокруг сбившейся в кучу пехоты, но осмелились приблизиться к ощетинившейся копьями стене прочных щитов.

— Я, Гэндзо, верный вассал рода Ацукёки, сразитесь со мной, трусы! — взревел слуга, ударил пятками лошадь и понесся навстречу врагам, держа в вытянутой руке копье. Его господин и бородач-полукровка Менкакуш, немного отставая, последовали за ним. Увидев приближающихся всадников, грозные на вид медведи бросились врассыпную. Гэндзо успел своим копьем выбить из седла замешкавшегося эмиси и с энтузиазмом погнался за остальными. Ацукёки хотел окликнуть слугу и приказать вернуться, но его голос утонул в сильном ветре, полном конского ржания и лязга оружия.