И с этой минуты её небесный призрачный роман с Тель-Авивом стал обретать пугающую осязаемость. На приём в израильское консульство она записалась, имея в виду «только спросить», а вышла оттуда с визой категории «А».
Самое первое и сильное впечатление — длинная стена, возле которой к десяти утра собирается очередь жаждущих израильского гражданства. Поль представила, каково было стоять здесь в прежние времена, когда желание уехать приравнивалось к измене Родине — стена высокая, людишки маленькие, жмутся к холодным камням, ждут, а мимо проходят честные граждане, смотрят с осуждением. Теперь же это просто переезд.
За капитальным забором их проводили в небольшой барак, временную лёгкую конструкцию, которая выглядела уже сильно потрёпанной, пережившей свои сроки службы в разы. Поль взяла толстую анкету и принялась заполнять её за общим столом, в компании двух десятков настороженных бедолаг, которые негромко советовались с друг другом: «”Вероисповедание” — атеист пишите, крещёных не берут, а если скажете “иудей”, спрашивать будут про ихнее». «Про ихнее» Поль не знала, веры никакой не имела, так что заполнила анкету быстро и честно, отдала её в окошко вместе со всеми своими документами и принялась ждать.
Не надеялась на удачу, говорят, израильские консулы настолько суровы, что требуют множество доказательств, вплоть до писем на идиш от покойной бабушки. И поначалу полная строгая дама не обманула ожиданий:
— Еврейской жизнью живёте? — спросила она тоном, который остро напомнил о первом визите к гинекологу на школьном медосмотре: «Половой жизнью живёшь?»
— Нет, — как и в тот раз истово и честно ответила Поль, и голос у неё, как и тогда, звучал абсолютно лживо. А чего врать, если о своём еврействе она узнала месяц назад.
— А зачем вам туда? — с искренним любопытством спросила дама. — Страна тяжёлая, дорогая, а вы тут, я смотрю, устроены. Там такой работы не найти. Или так, за паспортом?
И Поль неожиданно для себя рассказала ей о Тель-Авиве, о своих планах жить фрилансом и учить язык; о том, что об отце узнала вот только что, а страну полюбила гораздо раньше.
Консул выслушала сбивчивый монолог и пожала плечами: «Что ж, попробуйте».
Поль даже не поняла, что это значит, но через час её вызвали к окошку и выдали загран со свеженькой визой. Не позже, чем в конце ноября, ей следовало отбыть в Израиль на ПМЖ или распроститься с этой идеей навсегда. Визы такие продлевали неохотно, только в исключительных случаях, так что решать следовало прямо сейчас.
Поль не собиралась никого ставить в известность, хотя вечером по скайпу позвонил Нико, и она было подумала рассказать. Но он пребывал в желчном настроении и опять вывалил на неё список упрёков, а потом привычно добавил, что она сама всё испортила, не срослось и «той единственной» для него не стала.
Поль поймала себя на том, что рассматривает его с холодным любопытством: как всё-таки глупо, нашёл болевую точку и лупит в неё раз за разом. А то, что там не только боли, но и самой Поль уже нет, не замечает. Но ведь ещё полгода назад она бы горевала и может даже плакала. Разлюбила, а он и не заметил, бедняга. «Надо будет сделать ему что-нибудь хорошее напоследок, — подумала Поль. — Работу, может, какую подогнать, пригодится».
И в самом деле, очень скоро знакомая редакторша спросила, нет ли под рукой конструктора сайтов на фрилансе. Поль дала контакт и предупредила Нико, что ему позвонят.
При следующей встрече редакторша начала осторожно о нём выспрашивать.
— Что, понравился?
— Нет, но… Он вроде как со мной флиртует, а у тебя с ним…
— Ничего особенного, — с чистой совестью ответила Поль. — Пользуйся, если надо.
— Ох, нет, не мой тип. Но если сделает хорошо, будем с ним работать, он недорогой и выглядит толковым.
После этого Поль сочла, что свою миссию в жизни Нико исполнила, а он окончательно возгордился, рассказывая, как востребован на новом проекте, особенно, среди красивых женщин.
Поль тем временем погрузилась в сборы.