— Елизавета тебя предупредила! Она знает, что ты лентяй, я за тобой присмотрю. И всё будет в норме.
— Тебе-то что? Своих дел мало, что ли?
Это уже был перебор со стороны Пашкина. Наглый молокосос, самоуверенный, упёртый в силу своих родителей.
— Сбавь обороты! Я легко могу устроить несоответствие должности, — строго отрезал Геннадий.
Пашкин, смеясь, глядя через плечо на Геннадия, одновременно стреляя в компьютерных монстров, парировал:
— Это ты бойся! Вас всех могут уволить, а меня оставят! Понял?! Что смотришь напряжённо? Каждый сверчок знай свой шесток! Знакомая пословица?!
Геннадий устало подумал: «Как вот вместе с такими «коллегами» бороться с преступностью, если они сами — настоящие преступники?» — погладил отвернувшегося к монитору Пашкина по плечу, но вдруг сжал так сильно, что тот, забыв о компьютерном бое, выгнувшись пиявкой, изогнулся в кресле.
— Встать, когда говорите со старшим по званию! — официально заявил Геннадий.
Пашкин, вскакивая, сдернул с плеча руку Геннадия, пуча газа, спросил остервенело:
— Чего?!
— Одоева что приказала сделать? — спросил Геннадий спокойным голосом. И снова очень жестко сжал плечо Пашкина, так, что тот начал приседать от боли.
— Телеграммы отправить! — ответил тот, позабыв о спеси. — Получить фотографии, оформить видеозапись следственного эксперимента, напечатать шесть отчётов о беседах со свидетелями…
Геннадий выпустил плечо Пашкина из своей страшной клешни.
— Выполнять!
Тот, непроизвольно потерев пульсирующее болью плечо, не смея сесть, резким ударом пальца отключил компьютер, презрев всякие «ждите», «сохранение информации» и т. д.
Компьютер затих, а монитор погас. Геннадий улыбнулся Пашкину, но больше ничего не сказал.
Секунду они смотрели друг на друга. Пашкин, оправив фирменный китель, придя в себя, официальным тоном велел:
— Попрошу освободить кабинет!
— С чего этого? — удивился Геннадий, думая, что помощник Каузиной вздумал бунтовать, отказываясь исполнять приказы своего босса, которые, по её же просьбе, контролировал Геннадий. Но новой стычки не получилось.
Пашкин ответил:
— Я ухожу выполнять распоряжения шефа, посторонним лицам в пустом кабинете пребывать запрещено.
Геннадий про себя усмехнулся: «Всё-таки уколол, щенок, — посторонним лицам! Ну-ну!»
— Выходим вместе. Я ещё подойду через минут пять, проверю…
— Слушайте, вам какое дело?
— Твой босс велела проследить за тобой. Выполняй свою работу!
— А вы — свою!
Геннадий «ласково» улыбнулся:
— Я свою работу выполняю на все сто! А ты? — Он кивнул на выключенный компьютер.
Окончательно взбесившийся Пашкин демонстративно взял с подоконника ключ от кабинета и подошёл к двери.
Выходя из кабинета, Геннадий, глядя в упор в лицо Пашкина, сказал сурово:
— Не ссорься со мной! Пожалеешь. Пашкин снова испугался и сказал, срываясь на писклявые нотки, словно подросток, у которого ломался голос:
— Кто с вами ссорится? Я? Нет!
— То-то.
Удовлетворённый «воспитательной проработкой» Пашкина, Геннадий завернул к автомату с газированной водой, установленному начальством на втором этаже управления — на первом этаже автоматом могли бы пользоваться левые посетители, потому, после начальственного совещания, поставили его на втором этаже, в целях недопущения перерасхода газа, воды и сиропа, хотя такая установка была не удобна всем служащим управления. У нас всегда так, из-за копеечной экономии портят нервы непосредственным получателям услуги, которая должна стимулировать хорошую работу; все так перебесятся, перезлятся, мысленно сто раз пошлют на три буквы «экономное» начальство, и никакого положительного эффекта от хорошей задумки не получит никто. Тем не менее к газированному «источнику» периодически подтягивались. Автомат, такой же, как в далёкие советские времена, отпускал газированную воду бесплатно, стоило лишь нажать на кнопку, а воду с сиропом продавал за железный «десятик», вбрасываемый в проём. Чем ещё напоминал автомат о советских временах, так это стеклянным стаканом, который следовало мыть, нажимая, в специальном окошке мойки.
Именно этим напоминанием о детстве этот автомат притягивал к себе всех управленцев…
Геннадий не пожалел «десятика» — стеклянный стакан наполнился чистой газированной водой, а после туда резко вспрыснулся грушевый сироп. Вода была холодная, обжигала нёбо, била пузырьками газа внутрь носа. Всё как в детстве. Только тогда газировка с сиропом стоила три копейки, а без сиропа — копейку. А так всё то же самое…
— Егоров!
Геннадий, опорожнив стакан, обернулся.
Суровый Ассаров смотрел на него, словно Геннадий был перед ним в чём-то очень-очень виноват.
— Да.
И сразу стало понятно — вчерашнее отсутствие на рабочем месте и возможная информация о его «переговорах» с отделочниками… Тогда что, Каузина сдала? Нет, Одоева говорила, что и так всё ясно, всё написано на физиономии Геннадия — помимо следов побоев, оставленных боевиками Пантелея, он просто излучал энергию вчерашних алкогольных подвигов.
Ассаров, помолчав секунду, спросил:
— Что с делом Нуретовой?
— Идёт.
— Ты где вчера был?
Геннадий не стал лгать начальству.
— Семейные обстоятельства.