Развернувшись, я бросилась вниз по лестнице за лежащим в сумочке пистолетом. Но он схватил меня за плечи и потащил обратно. Ноги повисли в воздухе. Спина врезалась в его грудь. Фрэнк обхватил меня рукой за шею и сжал, перекрывая доступ воздуха. Я впилась пальцами в его руку, чтобы он меня отпустил. Попыталась закричать, но изо рта вырвался только тихий, мучительный хрип.
Найдя применение своим навыкам крав-мага, я потянулась назад и постаралась схватиться за вторую его руку, но Фрэнк оказался быстрее. Перехватил обе мои руки и сжал их вместе у меня за спиной.
– Ну уж нет. Ты разрушила мою жизнь. Пора разрушить и твою.
Его дыхание коснулось моей шеи. От него пахло табаком и сладкой газировкой. Я попыталась укусить его за руку, но он быстро отпрянул, крепче взял меня за шею одной рукой и обхватил округлившийся живот другой.
– Тише. – Он задел зубами мое ухо. – Не вынуждай меня делать то, о чем пожалею.
И тогда я почувствовала, как холодный острый металл коснулся нижней части моего живота.
Я замерла, словно статуя. Закрыла глаза, хрипло дыша. Фрэнк устроит мне преждевременное кесарево сечение, если не сделаю, как он велит.
Малышка Уайтхолл взволнованно зашевелилась у меня в животе, явно уловив мое беспокойство.
– Ты будешь умницей? – Дыхание Фрэнка снова коснулось моей шеи.
Я кивнула, чувствуя горький привкус желчи во рту. Мама вернется домой только через пару часов, а папа может весь день провести на озере. Перси не приедет, не предупредив заранее.
Я окончательно, всецело, знатно влипла.
– А теперь мы поговорим. – Фрэнк толкнул меня вперед, отчего я споткнулась на первой ступеньке.
Мы молча спустились вниз; от страха у меня дрожали колени. Он усадил меня перед камином, достал из заднего кармана джинсов рулон прочной клейкой ленты и связал мои запястья и щиколотки, чтобы я неподвижно сидела на диване. Сорвал с меня рубашку, и от резкого прикосновения ткани на коже проявились красные следы. Я осталась в одном нижнем белье.
– Сиди здесь. – Фрэнк потряс указательным пальцем перед моим лицом, а затем обошел весь дом и забаррикадировал двери. Ему оказалось достаточно приставить пару стульев к входной и задней дверям.
Папа жил с установкой «враг всегда близко» и укрепил дом так, что он смог бы выдержать даже мировую войну.
Я знала, что невозможно ни войти, ни выйти, предварительно не обезоружив Фрэнка.
Он бросил ключи, которыми я заперла дверь на два оборота, себе в карман, подошел к окнам и постучал по ним костяшками.
– Тройное стекло, – присвистнул он, вскинув брови и одобрительно мне кивая. – Молодец, Джон Пенроуз. Такие ужасно дорого стоят.
Он знал имя моего отца. Готова поспорить, что этот мерзавец многое узнал о моей жизни с тех пор, как выяснил, что я здесь.
Я огляделась вокруг. Пора проявить изобретательность. Единственный оставшийся для меня выход – это воздуховод. Он достаточно большой, чтобы я смогла в нем поместиться, но для этого мне придется сорвать вентиляционную решетку, что практически невозможно, поскольку у меня связаны руки и ноги.
Фрэнк проследил за моим взглядом, посмотрел на тот же воздуховод и усмехнулся:
– Даже не думай об этом. А теперь поговорим.
Он подошел к креслу напротив дивана, на котором я сидела, и устроился в нем. Судя по пакетам с чипсами и открытым банкам газировки на журнальном столе, я поняла, что он расположился здесь как дома еще до моего прихода.
Во всяком случае, теперь я знала, кто в ответе за то, что в последние несколько месяцев моя жизнь превратилась в сущий ад.
Я ждала, что Иисус явится ко мне и скажет: «Твое время еще не пришло, дитя», потому что все прочие признаки указывали на мою раннюю и трагическую кончину.
Тьфу. Как же постыдна смерть от руки недовольного бывшего сотрудника.
– Чем я могу тебе помочь, Фрэнк? – спросила я деловито, что оказалось непросто, учитывая обстоятельства.
Малышка Уайтхолл трепыхалась у меня в животе, как безумная, и я, со смесью опустошения и восторга, подумала, как сильно мне хочется, чтобы это продолжалось. Трепыхания. Пинки. И все, что за этим последует. Впервые в жизни у меня появилась причина бороться.
Две причины.
Дэвон тоже. И как бы страшно мне ни было признаваться в этом самой себе, он был не похож на тех мужчин, которые меня обидели. В тот день, когда отомстила тренеру, я продала свою душу дьяволу. За удовольствие отнять чужую жизнь я заплатила молодостью, радостью, невинностью. Без всего этого я не могла привязаться к мужчине. Но Дэвон Уайтхолл не просто мужчина. Он намного больше.