Распутник

Да, я наконец-то поняла, что мне нужна помощь. Одна я не справлюсь. Как ни странно, признаться в этом самой себе оказалось не так и ужасно. Возможно, я все же выросла из девочки, которую мистер Локен оставил истекать кровью много лет назад.

Входная дверь открылась и захлопнулась, и дом наполнил папин свист.

Джон Пенроуз мог просвистеть любую песню, вышедшую в период с 1967 по 2000 год, от начала и до конца. Причем у него хорошо получалось. Когда мы с Перси были маленькими, то играли в «угадай мелодию». Иногда я давала ей выиграть. Но нечасто.

– Милые, я дома!

Отец вошел на кухню – высокий, широкоплечий и все еще по-своему красивый – как более морщинистая и менее точеная версия Харрисона Форда. Улыбаясь от уха до уха, бросил на стол возле меня холщовые пакеты, полные лимонов.

– Привет, солнышко.

Он поцеловал меня в лоб, подтянул ремень на животе, который стал больше походить на пивное брюшко, и открыл дверцу холодильника в поисках вечерней порции пива.

– А где мама?

– Вышла. – Я облокотилась на кухонный стол, вытирая руки полотенцем. Не стала говорить ему, куда именно она пошла.

Я по сей день утаивала от отца информацию о маме, чтобы она выглядела в его глазах более загадочной и притягательной. Но в этом не было особого смысла. Мама была для него как открытая книга – всегда честна, прямолинейна и доступна.

Она была такой, какой я быть не желала. Он никогда не сомневался в ее любви.

Папа закрыл холодильник, открыл бутылку пива «Бад Лайт» и прислонился к столу напротив меня.

– Как дела, детка? Как там малыш? – Он сделал глоток пива.

«Исправь все», – твердил в голове мамин голос.

Была не была.

– Ты изменил маме.

Слова прозвучали так обыденно, так просто, что я была готова рассмеяться оттого, как легко оказалось их произнести. Папина улыбка не дрогнула.

– Что, прости?

– Ты изменил маме, – повторила я, внезапно ощутив пульсацию во всем теле. В шее, в запястьях, под веками, в пальцах ног. – Не пытайся отрицать. Я тебя видела.

– Видела меня? – Папа поставил пиво на стол и скрестил руки на груди и ноги в лодыжках. – Где и когда, позволь спросить? Не сказать, чтобы мы вращались в одних кругах.

В его голосе слышалось больше изумления, чем беспокойства, но ни капли агрессии.

– В вашей с мамой кровати. С женщиной с темно-рыжими волосами. То есть говорю-то я «с женщиной», но на самом деле имею в виду «с шалавой». Еще на юге Бостона.

В тот же миг кровь отхлынула от его лица.

Он выглядел бледным. Мрачным. Напуганным.

– Эммабелль, – выдохнул он. – Это было…

– Пятнадцать лет назад, – закончила я за него. – Да.

– Как?..

– Я рано вернулась домой из школы и застукала вас. Не стала ничего тебе говорить, потому что испугалась. Но я видела, как она сидела на тебе верхом. Слышала, как ты шептал ее имя. Я так и не забыла. Так скажи мне, папа, как там поживает София?

София.

Уверена, я видела эту женщину в супермаркетах, парках и на эскалаторах в торговом центре. Шлюху, которая неведомо для моей матери разрушила брак моих родителей. Иногда, лежа по ночам без сна, я думала, что могла бы ее убить. А в иной раз задавалась вопросом, почему она такой стала. Что заставило ее искать удовольствия с недоступным мужчиной.

– Я… – Отец огляделся вокруг, став ни с того ни с сего потерянным, будто мы только что переместились в комнату, в которой все произошло. – Я не знаю. Мы не общались уже много лет.

Он потянулся за спину, чтобы схватиться за стол, и опрокинул пиво на пол. Стеклянная бутылка разбилась, желто-белая жидкость растеклась между нами золотистой рекой.

– Сколько лет? – спросила я.

– Пятнадцать!

– Не ври мне, Джон.

– Десять. – Он закрыл глаза и с усилием сглотнул. – Я не видел ее уже десять лет.

Отец встречался с ней, пока мне не исполнился двадцать один год.

Это была не мимолетная интрижка, а самый настоящий роман. Ну конечно. Будь это всего лишь интрижка, он бы не привел ее домой.

– Почему? – спросила я.

Я хотела понять, чего ему не хватало в жизни. Мама красивая, преданная и милая. Мы с Перси были хорошими детьми. Конечно, не обходилось без сложностей – как и у всех: бывали проблемы с деньгами, мама потеряла сестру из-за рака, все тому подобное. Жизненные обстоятельства. Все то, что мы переживали вместе.

– Почему я изменил твоей матери? – Вид у него был растерянный.

– Да. Я хочу знать.

Никто из нас не порывался убрать беспорядок на полу.

Отец потер затылок, отошел от стола и принялся расхаживать по кухне. Я следила за ним взглядом.