Тридцать четвертая
Белль
За мной следили.
Я поняла это, когда посмотрела в зеркало заднего вида и заметила, как один и тот же непримечательный черный седан выехал из Бостона на шоссе и держался на расстоянии в четыре машины, сколько бы раз я ни перестраивалась из полосы в полосу.
Не зная, кто это был – Фрэнк, Луиза, мать Дэвона, сам дьявол? – я решила уйти от преследования.
Мне казалось, что сегодня совсем неподходящий день для того, чтобы быть убитой и закопанной в лесу.
Какое-то время я перестраивалась по полосам, чувствуя, как лоб покрывает испарина, и пыталась придумать стратегию действий. Как мне отделаться от этой подозрительной машины?
И тогда меня осенило.
Я включила правый поворотник, чтобы свернуть в один из небольших городков, граничащих с Бостоном, и стала терпеливо ждать в веренице машин. Мой преследователь сделал то же самое. А когда зажегся зеленый сигнал светофора, я ужасающе (просто чудовищно) нарушила правила дорожного движения и не стала сворачивать направо, а поехала прямо, проносясь через оживленный перекресток. Машины резко затормозили, мне вслед раздался гневный рев клаксонов, но, оглянувшись, я увидела, что черный седан отстал, застряв в образовавшейся жуткой пробке.
Я ехала, и ехала, и ехала дальше, не зная толком, где в итоге окажусь.
Но вместе с тем каким-то образом уже понимала, куда поеду.
Одновременно.
Впервые с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, я снова стала жить с родителями.
Я больше не могла себя обманывать. Оставаться в Бостоне означало вынести себе смертный приговор. Можно с тем же успехом повесить себе на лоб табличку «Я тупая».
Несколько человек желали моей смерти. И я только что отдала свою душу дьяволице на шпильках.
Пора залечь на дно и придумать новый план.
Мама с папой жили в местечке, служившем кладбищем сексуальной привлекательности – так же известном как Уэлсли, штат Массачусетс.
Несколько лет назад родители с радостью сообщили, что накопили достаточно денег, чтобы исполнить свою давнюю мечту стать скучными пенсионерами, уехали из Южного района и купили серо-зеленый домик в колониальном стиле с крышей в тон, креслом-качалкой на крыльце и красными ставнями.
Мы с Перси называли его Пряничным домиком, но только одна из нас с радостью приезжала сюда каждое Рождество, чтобы разыграть спектакль под названием «счастливая семья».
– Ох, Белли-Белль, я так рада, что ты снова с нами, пусть и не при самых благоприятных обстоятельствах. – Мама показалась из-за двойных дверей, ведших на задний двор, виновато мне улыбаясь.
Сидя на бортике бассейна, которым так гордились родители, я опустила ноги в воду и пошевелила пальцами.
– Я уже говорила, мам, все нормально.
– Что же нормального, если ты больше не можешь позволить себе аренду квартиры.
Мама вышла во внутренний двор, держа в руках тарелку с арбузом, посыпанным сыром фета и листиками мяты.
Поставив ее на бортик бассейна рядом со мной, она провела рукой по желтой ткани моего купальника, задержав пальцы на округлившемся животе.
– Я переехала, чтобы сменить обстановку, а не потому, что не могу позволить себе аренду. – Я выбрала красиво нарезанный кусочек арбуза – квадратный, с ровными краями – и закинула его в рот. Он оказался ужасно холодным. – Все кому не лень умоляли меня оставить работу в «Мадам Хаос». Думают, что работать весь день на ногах вредно для ребенка.
Мама не знала, что меня преследовали.
Не знала о письмах.
Не знала, что последние несколько недель я жила с Дэвоном.
Не знала ни о чем.
Я утаила это, чтобы защитить ее.
Давать ей повод для волнения бессмысленно и даже жестоко.