Она приподняла брови, будто отвечая:
Я решил вычеркнуть ее из списка подозреваемых.
– Ты что-то сделала, – уверенно сказал я.
– Сущую мелочь, – парировала она. – Незначительную. Совсем пустяковую.
– Что ты сделала?
– Дэвви…
– Говори сейчас же.
– Это идея твоей матери. – Она сжала руки в кулаки, с невыносимо пристыженным видом вонзив ногти в ладони. Ее щеки покраснели, она избегала моего взгляда.
– Что ты сделала? – спросил я уже в который раз.
– Я не могу тебе рассказать. Ты меня возненавидишь.
– Слишком поздно. Уже ненавижу. А теперь спрашиваю в последний раз, прежде чем заставлю пожалеть о том дне, когда ты появилась на свет: что сегодня произошло, отчего моя девушка решила от меня уйти?
Казалось, за мгновение до ее признания из комнаты высосали весь воздух.
– Я ей заплатила.
Теперь все вскрылось. Признание.
А произнеся его, Луиза продолжила, осторожно подкидывая мне еще крупицу информации:
– Это все Урсула, Дэвви. Она была неумолима. Сама не своя. Время поджимает. Она нервничала… была опустошена… и… – Она отчаянно замотала головой и потянулась к моему лицу. Я смахнул ее руки.
– И?
– И она выписала чек на миллион долларов.
– Вашу ж мать.
– И Эммабелль взяла его, – в отчаянии добавила Луиза, сжимая мою рубашку в маленьких кулачках. – Она взяла чек, Дэвон. Что это говорит о ней? Она не любит тебя. Не понимает. Ты ей не нужен. А я жажду тебя.
Она проговорила все это, уткнувшись мне в рубашку, не в силах на меня смотреть.
– Я просыпаюсь и засыпаю, думая о тебе. Ты всегда в моих мыслях. Любить тебя все равно что дышать. Так же естественно. Позволь мне любить тебя. Пожалуйста. Дай мне шанс, и я стану такой, какая тебе нужна.
– Ты не можешь стать такой, какая мне нужна. – Я отступил назад, отчего Луиза слегка пошатнулась, прежде чем снова восстановила равновесие. – Потому что я люблю другую.
Ее широко распахнутые глаза наполнились слезами. Я подошел к небольшому обеденному столу, взял лежащий на нем телефон и подал ей.
– А сейчас ты позвонишь пилоту, который ждет наготове, и скажешь, что сегодня же улетаешь. Возвращайся в Англию. Пока я жив, ноги твоей больше не будет в Бостоне. А если ты когда-нибудь вернешься…
Я замолчал, призадумавшись. Лицо Луизы теперь покрылось слезами и размазанной косметикой. Все это вместе придавало ей немного комичный вид, будто она давно потерянная участница группы Cradle of Filth.
Я не испытал ни удовольствия, ни ощущения собственной правоты оттого, что так с ней поступаю, но у меня не было выбора.
– Дорогая. – Я взял ее за руки и понизил голос до шепота. – Я никогда на тебе не женюсь. Ни в этой жизни, ни в следующей. Не важно, играет в этом роль Эммабелль или нет, я из тех парней, кому нужно все или ничего. С ней я хочу всего. А с тобой… – Я дал ей время мысленно закончить это предложение, а потом добавил: – Если ты попытаешься вмешаться в мои отношения с девушкой – и не сомневайся, она по-прежнему моя девушка, даже если еще об этом не знает, – я приложу все усилия, чтобы уничтожить твою семью и наследие. Я позабочусь о том, чтобы все узнали, как Байрон снес историческую церковь, чтобы поселить свою любовницу в двух шагах от поместья. Станет известно и о деньгах, которые он втайне платил члену парламента, Дону Дейнти, за продвижение угодного ему налогового законодательства. И давай не будем забывать о том, что твой дорогой братец Бенедикт питает особую тягу к несовершеннолетним девушкам. Твоя семья сплошь развращена, и я готов обнародовать все правонарушения, совершенные ею за эти годы, если ты не пообещаешь мне прямо сейчас, что все это прекратишь.
Весь этот компромат любезно предоставлен Сэмом Бреннаном в результате его расследования. Возможно, он все же заслужил часть своего гонорара.
Стало ясно, что на этот раз до Луизы наконец дошло.
Основательно ее сразило. Точно такой же удар пережил и я в тот день, когда понял, что отец меня не любил. Правда, сейчас казалось, что меня не любила вся моя семья.
Мама тоже меня предала.
С виду ничего не изменилось. Луиза была все той же Луизой. Гибкая и изящная, безупречная, как стальное перо на ветру. Но взгляд ее блестящих глаз потускнел. Губы плотно поджались. Огонек в ее зрачках погас.
– Отвечай словами, – тихо велел я, нежно приоткрыв ей рот рукой. Слова сорвались с ее губ, будто уже вертелись на языке, ожидая, когда их произнесут.
– Я поняла, что ты больше никогда не хочешь меня видеть, Дэвон.
К моему удивлению за этими словами все еще таились тлеющие угли на месте былого пламени.
Она разозлилась. Выражала неповиновение.
Надеюсь, она восстанет из пепла и найдет себе другого.
А я ушел и отправился в аэропорт.
Мне еще нужно успеть на самолет.
По пути я еще несколько раз позвонил Эммабелль и оставил такое количество сообщений, каким мог бы гордиться любой серийный убийца.