Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

«Эта сцена убийства, — не преминул в очередной раз облечься в тогу беспристрастного моралиста Николай Михайлович, — где один хладнокровно отравлял другого и только удивлялся, что яд не действует, и продолжал с ним пить. Далее — вся последняя борьба. Пробуждение убитого, выражение его глаз, полных злобы и кровожадности, конечно понятной, ярости нагло обманутого мерзавца при виде ошеломленного юноши-убийцы, это рычание насмерть раненного зверя — все это отвратительно по своему реализму, но если не было плотской страсти, разве все это было возможно? Наконец исступление самого Юсупова перед трупом убитого и добивание жгутом из каучука своей уже беспомощной жертвы. Отчего такая злоба, отчего такой цинизм, такое извращение чувств — все же страдающей, умирающей жертвы… Что же касается Феликса, то он многого, конечно, недоговаривает из чувства стыдливости, особенно перед дядей его жены (Николаем II. — А. К., Д. К.). Мне кажется, что он кандидат на сумасшествие в будущем… Если Распутин был зверь, то что сказать о молодом Юсупове?..»

«Феликс! Феликс! Феликс!..»

Итак, из всего того, что на сегодня представляется более или менее достоверным, можно сделать вывод о том, что антираспутинский заговор — в отличие от всех прочих, планировавшихся накануне Февраля 1917 года, — сумел увенчаться успехом не в последнюю очередь благодаря своей двойной — общественно-политической, а также индивидуально-психологической — мотивационной основе.

Конкретно-событийная сторона дела представляется следующей.

Непосредственными участниками покушения, помимо Ф. Ф. Юсупова, Дмитрия Павловича и В. М. Пуришкевича, явились любовник Феликса — офицер Преображенского полка С. М. Сухотин («такой же порочный, — по замечанию Матрены Распутиной, — как Дмитрий и Феликс»302), а также сотрудник Пуришкевича по санитарному поезду военный врач С. С. Лазоверт (Лазаверт). Британский специалист по теме убийства Распутина Ричард Келлен, убежденный, что участником покушения был также офицер британской разведки и давний друг Феликса капитан Освальд Рейнер (об этом см. подробнее ниже), заносит последнего также в «гомосексуальную графу»303.

Как нетрудно заметить, процент лиц с нетрадиционной половой ориентацией среди заговорщиков явно превышал среднесоциальную норму, особенно если вспомнить еще и о Николае Михайловиче. Это не свидетельствует, однако, о том, что данное преступление следует отнести к категории совершенных на сексуальной почве.

Все дело в том, что представителям сексуального меньшинства, привыкшим к жизни в условиях двойной морали, навязанной гомофобным обществом, оказалось легче договориться между собой о совместных конспиративных действиях, совершение которых требовало крепкой психологической спайки между заговорщиками и повышенного уровня доверия друг к другу…

Как можно предположить, план уничтожения Григория Распутина был выработан под руководством великого князя Николая Михайловича на протяжении первой половины ноября 1916 года.

17 ноября 1916 года произошла первая после почти двухлетнего перерыва встреча Григория и Феликса на квартире Марии Головиной. Роковое «лечение» началось…

«Для удобства их свиданий, — сообщает великий князь Николай Михайлович явно со слов самого Феликса, — Юсупов наметил особняк отца, где они могли [бы] свободно встречаться и никто не мог там им помешать». Однако, покуда в особняке шел ремонт, Юсупов продолжал посещать Распутина в его квартире на Гороховой, 64. «Они виделись чуть ли не ежедневно».

Судя по всему, именно Николаю Михайловичу пришла в голову «светлая мысль» уничтожить Распутина так, чтобы сами высокородные заговорщики остались при этом в стороне, а всю грязную работу выполнил кто-нибудь из радикально настроенных плебеев (оппозиционных политиков).

20 ноября 1916 года Юсупов явился в Думу. «Я попал туда, — рассказывал он в письме к матери, — рискуя очень многим, так как переоделся в штатское. Но интерес к тому, что происходит, взял верх над благоразумием»304. В тот же день, как известно, Юсупов сообщил в письме жене о своем намерении убить Распутина.

Известный думец адвокат Василий Маклаков (брат бывшего крайне правого руководителя МВД Николая Маклакова), которого до этого уже исподволь зондировал Николай Михайлович и к которому первым делом обратился Юсупов, от непосредственного участия в убийстве, однако, уклонился. Выразив горячее сочувствие заговорщикам, Маклаков ограничился детальной консультацией Феликса и презентацией ему модернизированного кистеня, усиленного «двумя свинцовыми шарами на коротенькой гнущейся ручке», который в мемуарах Юсупова фигурирует под именем «резиновой палки», а в «Дневнике» Пуришкевича назван «резиновой гирей»305.