Читаем Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна полностью

Мне показалось, что ему известно, зачем я его привел сюда и что намерен с ним сделать. Между нами шла как будто молчаливая, глухая борьба; она была ужасна. Еще одно мгновение, и я был бы побежден и уничтожен. Я чувствовал, что под тяжелым взглядом Распутина начинаю терять самообладание. Меня охватило какое-то странное оцепенение: голова закружилась, я ничего не замечал перед собою. Не знаю, сколько времени это продолжалось.

Очнувшись, я увидел Распутина, сидящего на том же месте: голова его была опущена, — он поддерживал ее руками; глаз не было видно.

Ко мне снова вернулось прежнее спокойствие…»

Даже полумертвый Распутин продолжал казаться Юсупову носителем сверхчеловеческой мощи:

«Оживший Распутин хриплым шепотом непрестанно повторял мое имя.

Обуявший меня ужас был не сравним ни с чем.

Я пытался вырваться, но железные тиски держали меня с невероятной силой. Началась кошмарная борьба…

Я тогда еще яснее понял и глубже почувствовал, что такое был Распутин; казалось, сам дьявол, воплотившийся в этого мужика, был передо мной и держал меня своими цепкими пальцами, чтобы никогда уже не выпустить».

И все же одного лишь фактора личностного превосходства «старца» над князем было бы недостаточно ни для того, чтобы Феликс на протяжении нескольких лет активно, притом явно вопреки желанию семьи, продолжал общаться с Григорием, ни для того, чтобы сам Распутин смог воспринять «Маленького» как своего верного духовного вассала.

Сила, как известно, может в равной мере как притягивать, так и отталкивать. Юсупов пытается убедить читателей — а возможно, и самого себя — в том, что на всех этапах общения с Распутиным испытывал по отношению к нему неизменное чувство отвращения. Факты, однако, как мы уже успели заметить, свидетельствуют о том, что в реальности тяга князя и «старца» друг к другу на протяжении долгих лет была обоюдной.

Сам Феликс косвенным образом указывает на одну важную причину, благодаря которой общение со «старцем» могло оказаться для князя не просто притягательным, но прямо завораживающим: «Конечно, и его положение — первого советника и друга царской семьи — помогает ему порабощать людей, особенно тех, которых ослепляет всякая власть вообще».

Если вспомнить теперь, что Феликс Юсупов всегда тяготел к романтическим отношениям с теми, кто стоит выше его на ступенях придворной лестницы, то нетрудно предположить, что сам факт флирта с могущественным царским фаворитом, сосредоточившим в своих руках судьбы страны и династии, не мог не зачаровывать воображение амбициозного князя.

Однако исходный эротический интерес Григория к Феликсу, проявившийся в ходе их первой встречи, а также встречное влечение князя к «старцу», которое условно можно характеризовать как «тщеславно-карьеристское», вряд ли могли оказаться достаточным условием для становления и, главное, развития их многолетней связи.

Силой, накрепко спаявшей судьбы Распутина и Юсупова в единое целое и сообщившей их отношениям особую степень доверительности, стала взаимозависимость по линии «врач — пациент».

Матрена Распутина сообщает о том, что Феликс, задумавший убийство ее отца, для того чтобы выйти на постоянный контакт с ним, нарочно завел с М. Е. Головиной разговор на тему о своем намерении исцелиться от гомосексуализма: «Он изложил ей свои желания, напустив поэзии ровно столько, сколько понадобилось, чтобы сбить с толку добрую душу, полную сочувствия. В подобных делах Мария Евгеньевна была невежественна и поняла все так, будто бедный Феликс наконец-то захотел излечиться»291.

По мнению Э. С. Радзинского, тот факт, что инициатором ноябрьской 1916 года встречи князя и «старца» явился именно Феликс292, косвенно подтверждается следующей ремаркой из показаний Марии Головиной: «Феликс жаловался на боли в груди»293.

То обстоятельство, что в данном случае Головина скрывает истинный характер жалоб Феликса, подтверждают не только свидетельства Матрены, но — косвенным образом — признания самого Юсупова, который, ни словом не упоминая о болях в груди, описывает мучивший его осенью 1916 года недуг в гротескно противоречивых выражениях, больше напоминающих художественный вымысел: «…как раз в это время я чувствовал себя не совсем здоровым. Я ему (Распутину. — А. К., Д. К.) рассказал, что уже много лет я обращаюсь к разным докторам, но до сих пор мне не помогли»; « Энергии у меня много, желания работать тоже, а работать не могу — очень быстро утомляюсьи становлюсь больным…»294 (курсив везде наш. — А. К., Д. К.).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии