Распутин (др.издание)

— Встать! — как-то чересчур поспешно и громко крикнул он. — Не видите?

Класс зашумел, вставая.

— Здорово, здорово, ребята!.. — отозвался гость. — Садитесь… Здорово, Сергей Иваныч… Как Господь милует?

— Вашими молитвами. Пожалуйте…

— Ну, нашими молитвами долго не продержишься… — засмеялся гость, садясь на подставленный учителем стул. — Эхе-хе-хе…

Это был строитель и попечитель этой школы Кузьма Лукич Носов, крупный коммерсант и домовладелец в Окшинске, выдравшийся на широкую воду из уланских крестьян. Много лет тому назад он ушел на заработки на Волгу, долго пропадал без вести и вдруг вернулся богачом. Как он разбогател, никто толком не знал: одни говорили, что на фальшивых купонах, другие — что свою полюбовницу, богатую купчиху, оплел, третьи — что человека зарезал. Но все эти слухи не помешали Кузьме Лукичу стать купцом первой гильдии ^{74}, соборным старостой ^{75}и председателем союза Михаила Архангела ^{76}. Иногда на него находил вдруг стих— вожжа под хвост попадала, как смеялись купцы, — и тогда он пропадал из дому на много дней, кутя с девчонками,устраивая какие-то афинскиевечера и просаживая тысячи. Но стихпроходил, и Кузьма Лукич снова ворочал огромными делами, обменивался в соборе от свечного ящика любезными поклонами с горожанами и степенно принимал от них поручения поставить свечи Владычице, Николе Угоднику и празднику— всем по пятачку — и восхищался дьяконской октавой.

Уланскую школу Кузьма Лукич выстроил пять лет тому назад и получил за нее святыя Анны третьей степени ^{77}и потомственное почетное гражданство. Отдав огромное великолепное здание это, лучшее на всю губернию, земству ^{78}, он тем не менее как попечитель содержал школу на свой счет. В дела школы он по малограмотности совсем не вмешивался, но изредка заглядывал сюда: ему льстило, что бывшие однодеревенцы его стоят перед ним без шапок, зовут его батюшкой, и кормильцем, и благодетелем, нравилось ему и торопливое встаньте!учителей, и раболепие Матвея, сладострастно ползавшего по полу, чтобы счистить пыль с его сапог, нравилось попьянствовать и покочевряжиться тут, на свежем воздухе. И каждую весну ребятам выдавались похвальные листы, на которых красовалась подпись: «Окшинский первой гилдии купец и потомственай почетнай гражданин Кузьма Лукич Носов».

В этом году после блестящей нижегородской ярмарки он решил вдруг во время попойки построить в Уланке и церковь: габернатуробещал похлопотать насчет Владимира ^{79}. И теперь вся округа, используя ведреное бабье лето,поднялась на подвозку кирпича, глины, камня, извести и прочего для будущего храма, который было решено поставить недалеко от школы за деревней, на высокой Медвежьей горе.

Урок продолжался. Попечитель внимательно слушал сбивчивые объяснения робевших ребят о том, как один купец купил белого сукна столько-то аршин, а другой черного вдвое больше, и как первый купец, расторговавшись, получил очень странный барыш, а второй совершенно невероятный убыток.

«Вот так наука!» — насмешливо подумал Кузьма Лукич и, шумно зевнув, проговорил:

— Отпусти ты их, Сергей Иваныч… Я Матвею приказал самовар наставить…

— Так что… Вот кончим арифметику и…

— Ну и гоже… А я пока к другим пройду…

И в другом классе опять почтительно-торопливое встаньте,опять вопросы о здоровье и опять урок о том, как орел учил черепаху летать. Минут через пять радостно загрохотали по лестнице ноги ребят старшего отделения.

— И ты уж отпусти своих… — сказал Кузьма Лукич учителю. — Пора чайком заправиться…

Петр Петрович, учитель, сильно покраснел и, точно сердясь, приказал:

— Молитву!

Чрез минуту в классе никого уже не было.

— Ну, вали к самовару, Петруха! — сказал, зевая, попечитель учителю. — Чай, и у тебя в горле уж пересохло…

Был свежий, но тихий и ведренный день. Расторопный Матвей уже накрыл в училищном садике, на воздухе,стол, уставив его всякими закусками, привезенными попечителем с собой, и стоял навытяжку около буйно бурлившего самовара. Кузьма Лукич окинул стол глазами.

— Что же это ты, брат Матвей, стол-то больно по-великопостному накрыл, а? — обратился он к сторожу. — Это не рука, брат… Поди-ка принеси мою корзинку с винами — дело-то, оно и складнее будет…

— Не осмелился без разрешения, Кузьма Лукич… — заюлил и заулыбался Матвей, высокий и худой солдат с смуглым бритым лицом и бегающими глазами. — Как же можно без дозволения?.. Я в один мамент…

И когда солидная батарея бутылок украсила тесной толпою стол, попечитель, потирая аппетитно руки, проговорил:

— Ну, садитесь, ребята… Господи, благослови, по первой… Про-ствейнцу…

— Первая колом, вторая соколом, а там уж и мелкими пташечками… — подсказал Сергей Иванович, у которого глаза загорелись при виде обильной выпивки, и молодцевато хлопнул первый водоносик.