Распутин (др.издание)

— Итак, дело вот в чем, господа… — проговорил Митрич, разбирая бумаги. — В Петербурге образовалась группа довольно видных представителей интеллигенции — большею частью из левых кругов, конечно, — которая поставила себе задачей немедленное воплощение в жизни идеалов социализма. Довольно разговаривать и уговаривать, будем действовать примером — таков их девиз. Для этой цели они организовали общество на паях. Пай от пятисот рублей и выше по желанию, причем неимущие освобождаются от взноса совершенно… — поторопился он прибавить в сторону беспокойно завозившейся Сонечки. — Собрав деньги, уполномоченные общества немедленно выедут на кавказское побережье Черного моря для покупки — конечно, на самом берегу моря, в красивой и здоровой местности — соответствующего участка земли десятин примерно в пятьсот или даже в тясячу. Хозяйственной основой этой первой вольной коммуны — официально, чтобы не дразнить гусей, она будет называться земледельческим кооперативом или артелью, но по существу будет коммуной, — так основанием ее будет, конечно, земледелие со всеми его отраслями, как садоводство, огородничество, пчеловодство, разведение промышленных и лекарственных растений и прочее, но коммуна отнюдь не будет чуждаться и фабрично-заводских промыслов, и на своих землях среди гор и лесов она предполагает воздвигнуть фабрики-дворцы, полные воздуха и света, заплетенные розами, в которых новые вольные рабочие и покажут современному капиталистическому обществу, что может дать людям вольный сознательный труд… Само собою разумеется, реформаторская деятельность коммуны будет развиваться не только в экономической области, но во всех областях человеческой жизни. Для детей там будет основана новая, совсем свободная школа — этому вот я глубоко сочувствую — и огромный, полный солнца университет будет как бы золотым, сияющим центром этого трудового улья, которому инициаторы решили дать название Живая вода:все жаждущие правды и воли могут приходить и пить из живоносного источника… Вот тут у меня есть их сметы, и проект устава, и подробная пояснительная записка, но все эти документы я передам тому кружку лиц, которые пожелают принять личное участие в коммуне, а буде таких лиц у нас не найдется, отдам Георгиевскому, когда он заедет сюда к нам. Вас же утомлять чтением всех этих документов, думаю, не стоит, хотя замысел их и довольно любопытен…

— Нет, нет, читайте… — раздались со всех сторон голоса. — Это чрезвычайно интересно… Время есть… Просим прочесть…

— Ну, отлично… — добродушно согласился Митрич. — Только Анюта с Сонечкой пусть поят всех нас чаем, а вы, Григорий Николаевич, понянчите уж малышей, чтобы они нам не мешали…

— Хорошо… Хорошо… — сказал Григорий Николаевич, который и без того уже тутушкал обоих близнецов, заставляя их скакать на коленях, как на лошадке. — Мы с ними отлично спелись… Читайте.

И вот в душной, тяжело воняющей керосином и неметенной комнате, вкруг залитого чаем и заваленного сальными тарелками и всякими объедками стола началось чтение проекта великого дела, который был похож не столько на проект хозяйственного предприятия, сколько на прекрасную поэму, на стихотворение в прозе, на какой-то золотой сон, осуществление которого в жизни создаст на земле в каких-нибудь три года настоящий рай. И все, сидя на продавленных стульях, слушали — один с некоторым недоверием, другие, как Сонечка и Ваня, затаив от волнения дыхание. Близнецы не раз принимались шуметь, но Григорий Николаевич, прищелкивая языком, изображал лошадку, менял пахучие пеленки, подмигивал, подсвистывал, и они снова замолкали…

Чтение кончилось. Митрич вытирал грязным платком проступивший на лбу пот и, сняв очки, все никак не мог попасть ими в истертый футляр.

— Какой у него яркий и горячий литературный талант! — сказала тихо Елена Петровна.

— Да, с подъемом написано… — согласился Станкевич, захрустев стулом.

— Но дело не в этом, господа, а в том, кто из нас примкнет к великому делу… — нетерпеливо бросила уже запылавшая Сонечка.