Вильгельм II был обескуражен. К возможному предательству кого-либо из подданных и к сотрудничеству оного с вражеской державой он был готов. Это неприятно, но возможно. На войне, как на войне. Но как быть, когда твой придворный работает не на другое государство, а на частную финансовую контору, и результат его предательства даже более разрушителен и непредсказуем, а наказание за такое преступление отсутствует в уголовном законе.
— Что мы сейчас можем сделать? — хрипло спросил кайзер, потонув в приступе кашля, — что можно исправить?
— Вот тут, — Николаи протянул Вильгельму II пакет, — план вывода из войны России, также находящейся под ударом банкирской шайки. Без аннексий и контрибуций.
— Какой ещё план без аннексий и контрибуций? — кайзер досадливо поморщился. — Наши войска стоят в трехстах километрах от Петербурга! Сколько бравых сынов Германии отдали свои жизни за это!
— Ваше Величество, — лицо Николаи осталось бесстрастным и решительным, — если этого не сделать, если не превратить восточный фронт в мирный тыл, к кровавой плате добавится наша капитуляция и ваша корона! Ни через месяц, ни через два экономика Британии не рухнет. Ознакомьтесь с докладом адмирала Джеллико Георгу V. До ноября остров будет держаться даже в полной блокаде. До ноября, Ваше Величество! А в апреле в войну вступит Америка. И какое утешение принесут нам завоевания на Востоке при физической невозможности сражаться на Западе?
Кайзер справился с душившим его приступом кашля и откинул голову на высокую спинку кресла.
— Хорошо… Я ознакомлюсь с вашим планом… Я напишу… Нет, я лучше позвоню Никки…
— Боюсь, Ваше Величество, что письмо или звонки Николаю II будут малопродуктивны… Договариваться придётся уже с другими людьми…
Вильгельм II забыл про свой кашель и, не мигая, воззрился на полковника, широко раскрыв удивленные глаза.
— Никки лишился короны? Вам известны подробности? Откуда?
— Это произойдёт со дня на день. Подробности известны в деталях. Я только что из Петербурга…
— Эти детали тоже есть в вашем плане?
— Это есть в моем специальном конфиденциальном докладе, предназначенном лично для вас, Ваше Величество…
Кайзер спрятал лицо в ладони, положив локти на столешницу поверх бумаг.
— Бедный, бедный Никки! Представляю, как он сейчас страдает…
Из личных дневников.
Запись, сделанная Николаем II 23-го февраля. Четверг.
“Проснулся в Смоленске в 9 1/2 утра. Было холодно, ясно и ветрено. Читал все свободное время французскую книгу о завоевании Галлии Юлием Цезарем. Приехал в Могилев в три часа пополудни. Был встречен генералом Алексеевым и штабом. Провел час времени с ним. Пусто показалось в доме без Алексея. Обедал со всеми иностранцами и нашими. Вечером писал и пил общий чай.”
Император Николай возвратился в ставку после двухмесячного отсутствия. Его радовало в Могилеве всё — отдаленность от министерских запросов, повседневные, почти ритуальные обязанности, устоявшийся быт и прогулки.
Этим же вечером великие княжны доверяли дневникам свои мысли.
Из записей Татьяны Николаевны:
«…Была операция под местным наркозом Грамовичу, вырезали пулю из груди. Подавала инструменты… Перевязывала Прокошеева 14-го Финляндского полка, рана грудной клетки, рана щеки и глаза. Перевязывала потом Иванова, Мелик-Адамова, Таубе, Малыгина…».
Из дневника Ольги Николаевны:
«…У меня Микертумов 16-го гренадерского Мингрельского полка, ранен в руку. Гайнулин — 4-го стрелкового Кавказского полка, тоже в руку. Лютенко 202-го Гурийского полка, резали грудь. Кусок кости вынули под хлороформом. Татьяниному Арутинову 1-го стрелкового Кавказского полка, вынули из щеки-шеи шрапнель, вышедшую через левый глаз…».
Пожелав детям спокойной ночи, своему мужу написала письмо императрица Александра Федоровна. На английском. Именно этот язык считала она своим родным, на нем общались супруги в кругу семьи.
“Что будет после того, как закончится эта великая война? Будет ли пробуждение и возрождение во всем, будут ли еще идеалы, станут ли люди чище и поэтичнее, или они останутся сухими материалистами, так много хотелось бы знать. Эти страшные страдания, которые перетерпел весь мир, должны очистить сердца и умы, и застоявшиеся мозги, и спящие души; ах, если бы можно было только мудро направить все в правильное и плодотворное русло”…
За окнами Александровского дворца в Царском селе бушевала вьюга. Её завывания скрадывали первые раскаты Февральской революции. На фронте братались русские и немецкие солдаты, а в тылу неистовствовала патриотическая кампания по обличению германофильства: "Судить царицу-немку!", "Долой распутинскую шайку шпионов!"
—-------------------