Расправа в замке Бельфорсбрук

Тем временем, Мейсон подошёл к двери квартиры, где жила Мейбл и тихо постучал. Никто не открыл. Тогда он постучал сильнее. Дверь скрипнула и немного приоткрылась.

— Что угодно? — не показываясь, почти беззвучно сквозь зубы процедила Мейбл, изменённым голосом.

— Добрый день, — сказал Мейсон и толкнул рукой дверь, она распахнулась.

В этот момент он услышал:

— Кто вы? Я вас не приглашала.

— Мистер Мейсон, если будет угодно, — спокойно ответил сыщик.

Появилась Мейбл.

— Вы?! Что вы тут делаете и как нашли меня?

— Значит, вы в курсе, что я веду расследование?

— Знала, что найдёте меня. Одним днём раньше — одним позже значения не имеет, — отрешённо проговорила она.

Мейсон понял, страх застелил ей глаза, захватил в плен душу, заставил опустить руки.

— Позвольте мне войти?

— Входите, коль пришли.

Мейсон вошёл и оставил открытой дверь. Паркер проследовал за ним в сопровождении двух полицейских и остался ждать у входа, как просил сыщик.

Мейсон прошёл в квартиру.

— Что вам от меня нужно?

— Пришёл познакомиться и поговорить.

— О чём? Нам не о чем говорить.

— Я полагал, что правды и чистосердечного признания от вас не услышать.

— Ваши упрёки неуместны. Я никому ничего не должна, тем более, давать отчёт о своих действиях, — парировала она, рассчитывая на последний шанс.

— На вашем месте я бы не огрызался, а выслушал всё, что вы обязаны услышать, прежде чем…

— Угрожаете?

— Не об этом речь. Давайте поговорим.

— Говорите.

— Ответьте мне, зачем вы убили барона и баронессу?

Мейбл вскинула на него злобный ненавистный взгляд.

— Ах, вот вы о чём решили поговорить со мной? Это ещё доказать нужно, — огрызнулась она. — У вас нет и быть не может ничего против меня.

— Вот здесь вы ошибаетесь. Вы, наверное, предположили, что я пришёл поговорить с вами о моде или о капризах лондонской погоды? — сыронизировал сыщик. — Хочу услышать ответ на свой вопрос. — Даю вам последний шанс. Чистосердечное признание облегчит вашу участь. Вопрос повторить?

— Почему, почему? За ненадобностью. Теперь понятно? Получили, что хотели? — закричала она.

— Стало быть, вы взяли на себя функцию судьи или Господа Бога: кого карать, а кого миловать? Что вы имели в виду, когда решили, что им больше не надо жить? Поясните непросвещённому. Сделайте одолжение.

— Они меня раздражали. От их благочестия исходил душок, меня тошнило и тянуло на рвоту. Надеюсь теперь понятно?

Мейсон невозмутимым тоном спросил:

— Благочестие, по — вашему, это что?

— На мой взгляд, отживший рудимент.

— Выходит, вы на них за что-то обижались, если наточили такой зуб?

— Обижаться — удел горничных, — произнесла она иронично и нервно расхохоталась, — а я леди, забыли или напомнить?

«Мания величия», — смекнул сыщик.

— Есть еще одна хорошая поговорка: «На обиженных воду возят», — сказал Мейсон и посмотрел ей в глаза. — Подскажите, пожалуйста, с каких таких пор вы леди? А догадываюсь, с тех самых пор, как венчались с Георгом Уокером, не так ли?

Мейбл вскипела:

— Это вы о семье моих родителей? Какое вам дело до них?

— Ваши родители ни в чём не виновны, им самим пришлось нелегко, но они, в отличие от вас, не утратили чувства собственного достоинства, самоуважения, и им бы в голову не пришло поднять на кого бы то ни было руку, тем более сводить счёты с ни в чём не повинными людьми. Отдаю должное их воспитанию, — Мейсон медлил, столько всего хотелось ей сказать, поставить на место. Он стоял на том, что она должна услышать правду. Мейсон собрался с духом и начал:

— Вы порочны, такое не передаётся генетически. Уверен, ваши близкие прививали вам самое лучшее. Они не несут ответственность за вашу ущербность. За то, что вы вобрали в себя чуждые им дурные качества. Если супруги Уокер не пришлись вам по вкусу, могли бы с ними не общаться, никто не принуждал вас насильственно видеться с ними. Зачем же было лишать людей жизни?

— Это моё личное дело, что делать и как поступать, я у вас совета не спрашивала. Вы мне не указ.

— Очень жаль. Мужа своего вы тоже не любили до такой степени, что исподтишка убили прямо на улице.

— Оставьте меня, не хочу продолжать этот бессмысленный разговор. Вы не пастырь, а я не монашка, чтобы меня поучать.

— А вы не являетесь верующим человеком, пастырь вам не поможет. К сведению, отпевать убийцу никто не станет, имейте в виду. А вам грозит высшая мера наказания.

— Не ваше дело, — дерзила она.

— Коль скоро я занимаюсь расследованием убийства достойнейшей семьи, мне до всего дело. И к мнению убийцы не обязан прислушиваться. Вы признаётесь в совершённом вами преступлении? — Мейсон с трудом сдерживал себя.

Она молчала.

— Хорошо, тогда пойдём по порядку. Хотите услышать свидетельские показания: служанки, горничной, посудомойки, поварёнка, самого барона, наконец.

Мейбл распахнула глаза от удивления. Последнее заставило её опомниться.

— Какого ещё барона, мёртвого?

— Да, представьте. Мёртвые порой тоже оставляют показания.

Она застыла.