Распни Его

Вошедший капитан только недавно стал ходить. Целый год он пролежал в госпитале после жестокой контузии и ранений. Доктора порой не надеялись его спасти. Но сильный молодой организм тридцатилетнего человека переборол болезнь; только в минуту волнений дрожали руки и слабо подчинялись ноги.

Вслед за капитаном вошли еще несколько молодых офицеров.

— Господа, — обратился капитан к присутствующим, когда все расселись и стали ожидать, что скажет сегодня начальник охраны Выборгского района. — Я хочу вас информировать о том, что происходило в столице за эти дни и, в частности, что было сегодня.

Мы переживаем исключительно грозное время, когда наши души и сердца, наши чувства и мысли должны быть слиты в одно целое, в одну волю, в одно желание, в одно непреклонное решительное действие. Иначе погибнет наша Россия и мы с ней погибнем.

Я буду говорить с вами как старший товарищ, ничего не скрывая, ничего не преувеличивая, давая оценки, как перед собственной совестью. Я буду называть вещи собственными именами, ибо не время теперь замалчивать правду во имя деликатности или субординации. Врагов, потакателей, шляп и предателей надо называть по имени и отчеству, как бы высоко ни было их служебное положение.

Мы должны быть готовы противопоставить себя революционной толпе. Должны быть готовы в этой борьбе встретить смерть, потому что, если мы смалодушничаем, мы сами окажемся недостойными тех императорских мундиров, которые мы носим, тех погон, которые являются символом благородства, чести, верности, доблести и жертвенной готовности отдать жизнь свою за Родину и за своего Царя…

Капитан опустил голову. Скулы его ходили, руки дрожали мелкой дрожью, как бег секундной стрелки. Было видно, как нечеловеческим усилием воли он старается перебороть вспыхнувшее волнение. А когда переборол, снова стал говорить:

— Вчера бастовало до двухсот тысяч рабочих. Забастовщики снимали силой тех, кто не подчинялся добровольно. Установить число рабочих этой последней категории, конечно, невозможно.

Толпы мужчин и женщин в разных местах стремились прорваться к центральным артериям, и главным образом на Невский. Иногда это им удавалось. В три часа на Знаменской площади, у памятника Императору Александру III, произошел митинг. Среди голосов раздавались крики: «Да здравствует республика!», «Долой полицию!»

В это время в Государственной думе шло возбужденное заседание. Дума превратилась в клуб революционеров. Депутаты Родичев, Чхеидзе и Керенский произнесли возмутительные, преступные речи. Керенский звал к цареубийству. Председатель военно-цензурной комиссии генерал Адабаш испросил разрешения военного министра не печатать речей этих преступников.

В час дня в Мариинском дворце состоялось экстренное заседание правительства, на котором присутствовали Родзянко и председатель Государственного совета. Принято решение — передать продовольственное дело городскому самоуправлению. Надо заметить, что белый хлеб был и есть в достаточном количестве. Недоставало только черного хлеба. Бабы, которые собирались у булочных по 20–30 человек, были специально кем-то наняты для учинения демонстраций.

Сегодня утренние газеты вышли не все; вечерние не вышли вовсе. Бастовало 240 000 рабочих. Действия толпы стали более агрессивными: в жандармов бросали ручные гранаты, петарды и бутылки. Утром избит полицмейстер Выборгского района полковник Шалфеев. При рассеянии толпы на Знаменской площади убит пристав Крылов.

В 5 часов у Гостиного Двора демонстранты запели революционные песни. На сделанное предупреждение разойтись, иначе будет пущено в ход оружие, бунтовщики сами открыли огонь из револьверов и ранили солдат. Вследствие этого взвод драгун спешился и открыл стрельбу по толпе, которая мгновенно рассеялась. Было убито три и ранено десять.

Сегодня Родзянко просил князя Голицына подать в отставку, так как движение бунтовщиков направлено против правительства, которое ненавистно рабочим, и на это князь Голицын ответил отказом и указал на портфель, где находился заранее подготовленный указ Государя о роспуске Думы.

В связи с переживаемыми ныне событиями я только что доложил по команде о нижеследующем:

1) Три дня войска гоняют без толку туда и сюда, не давая им возможности исполнить свой воинский долг. Это мыканье нервирует, утомляет и раздражает людей.

2) Распределение участков для занятия войсками не соображено с действительным положением, благодаря чему войска занимали такие отдаленные от центров пункты, где никаких сборищ не было и, наоборот, оставались свободными те улицы и площади, по которым двигались толпы.

3) Запрещение стрелять по мятежникам вызывает, с одной стороны, наглость — толпы смелеют, в беспорядки вовлекаются новые и новые тысячи, — а с другой стороны — солдаты, не получившие еще воинских основ воспитания, вчерашние крестьяне и рабочие, смущенные происходящим, деморализуются, распускаются и уже не прочь потворствовать бунтовщикам и даже присоединиться к ним.