— Все сказанное интересно, правильно, поучительно и нашей партией принято в качестве постоянных ударных лозунгов, — заметил Зиновьев, который не так уж сильно чтил вождя и сам не прочь был сыграть в вождя. — Мы с нетерпением ждем новостей, о которых вы упомянули.
Ленин слышал вопрос, но не ответил — сидел некоторое время молча. Его скуластое, монгольское лицо с раскосыми глазами, на которое падал отсвет пламени, было подобно лицу дьявола — Мефистофеля. Полумрак усиливал это впечатление. Бездушный революционный робот не прочь был сравнить себя с тем, кто, согласно библейскому мифу, восстал против Бога. Отрицая существование Бога, Ленин готов был признать символическое существование дьявола. Первый бунтарь и он — сливались в одно. В больном, пораженном сифилисом мозгу рождались иногда мысли маниакальные. Перед ним проносились тысячелетия. Он мировой протест от начала и до конца. В нем дух того первого, который сразился с воинствами деспотического Бога. В нем дух того народа, который Бог избрал и не раз проклинал потом. Он грех и зло, клевета и ложь, грязь и бесстыдство, распущенность и вероломство, падение и порок, материализм и духовная смерть. Он вторая половина мира, которой предстоит сразиться и заполнить собою весь мир.
— Вы знаете, товарищи, какую роль играет для революции Петербург, — продолжал после молчание Ленин. — Там начнется восстание, там разыграются решающие бои. Захват этого города будет знаменовать победу общую. Этот огромный город, расположенный у чертей на куличках, имеет ненасытное, прожорливое и вместительное брюхо. Каждый день нужны миллионы килограмм для его прокормления. Все до последнего фунта надо подвозить из-за тридевять земель: зерно — с юга, масло — из Сибири, мясо — со всей страны. Это петербургское брюхо — наш настоящий, незаменимый союзник. Растут и множатся в Петербурге огромные продовольственные трудности. Люди часами стоят в длинных очередях, мокнут под дождем, мерзнут на северном ветре, усталые сидят на ледяной земле. И часто уходят с пустыми руками, часто раздаются в белесой зимней мгле проклятия, плач и беспомощные всхлипывания. Мы этому должны содействовать. Часто, вместе с подступившим голодом и слабостью, накатывает на душу отчаяние и овладевает человеком жажда мести тем, кто создал эту невыносимую жизнь, то есть ненависть к правительству и к буржуям. Трудности жизни превращают рабочего в отличного революционного бойца. Мы работаем не покладая рук. Мы сеем и сеем семена грядущей революции. Нам везет чертовски счастье. Нам помогают слюнявые идиоты из Государственной думы. Я ничего не сочиняю. Нахамкес прислал мне драгоценнейший документ. Слушайте, слушайте, черт вас всех побери…
Ленин снова засмеялся. Но это был скорее не смех, а какое-то истерическое, идиотское хихиканье. Он точно захлебывался. Лицо подергивалось, голову вскидывал прыгающими движениями как-то набок. Как будто хотел освободиться от занозы, резавшей ему мозг. Жаба снова беспокойно зашевелилась… Гости с недоумением смотрели на него и на нее. Но миг смущения продолжался недолго. Ленин вынул письмо и начал читать, низко наклонившись к огню:
— Вот, что донес по команде начальник охранного отделения Глобачев.